|
В трех шагах впереди они наткнулись на что-то невидимое, взвизгнули и повисли серым облачком. На землю посыпался песок. - А я думал, что на Хляби смертной казни не существует, - кротко произнес мужчина. - Я ошибался? - На вышке! - гаркнул служака, задрав к небу кирпичное лицо. Наверху показалось другое лицо, не кирпичное, заспанное. - Спишь? Гауптвахты захотел? Почему не снял кордон? - Виноват, - отчаянно пискнули сверху. - Э... на болоте замечено движение, господин лейтенант. - Врешь, как всегда. - Кирпичный служака презрительно сплюнул под ноги. - А хоть бы и так - что мне твое движение? Живо снимай кордон. Жду три секунды, о четвертой пожалеешь. - Готово, господин лейтенант. - Отставить словоблудие! Как положено рапортовать? - Кордонный невод снят, господин лейтенант. Несколько мгновений служака зло сопел, в то время как отделенный от гирлянды мужчина смотрел на него с ироническим сочувствием. Затем осужденный получил тычок промеж лопаток и разом проскочил место, где еще висела пыль от камешков. Из того, что он остался цел, а не был расчленен на тысячу-другую кусочков, можно было заключить, что теперь кордон и вправду временно отключен. Только для пропуска приговоренных. - Двадцать шагов вперед. Повернуться, ждать. Мужчина послушно выполнил требуемое. Следующей отцепили полную низенькую женщину средних лет. Получив ту же команду, Кубышечка завертела головой на короткой шеенке, как бы что-то высматривая, и, видно, не высмотрела, поскольку, округлив и без того круглые от природы глаза, вопросила кирпичнолицего: - А... где космодром? Лейтенант сделал ленивое движение, отчего голова женщины мигом втянулась в плечи. - Марш. - Меня ведь... к изгнанию, - плаксиво проговорила Кубышечка, пятясь от кирпичнолицего мелкими шажками. - К изгнанию только... - Она всхлипнула, готовая разрыдаться. - Я ведь не здешняя, я туристка, меня вообще по ошибке... Я думала... космодром... Еще одно ленивое, но со значением движение лейтенанта - и она пошла, семеня коротенькими тумбами ног, часто оглядываясь через плечо с ужасом и надеждой. С остальными проблем не возникло. С каждым раскованным укорачивалась человеческая цепочка. Каждый получал и безропотно исполнял однообразную команду: пройти двадцать шагов за кордон, повернуться, ждать. Последний, крупный мужчина со стрижкой ежиком, демонстративно сплюнул лейтенанту на ботинок и, против ожидания, не получил в ответ ни порции брани, ни тычка стволом лучемета под ребра. Кирпичнолицый лейтенант, сам чем-то похожий на этого осужденного, лишь благодушно ухмыльнулся: - Полегчало, Юст? Ну иди, иди, не задерживай людей. Теперь цепочка выстроилась вновь - в двадцати шагах за незримым барьером, в ста шагах от нечеткой береговой линии. Двое солдат с некоторым усилием выволокли из автобуса большой металлический ящик и, занеся его за барьер, поспешно отступили назад. Глядя вверх, лейтенант буркнул: "Давай", - и лишь через несколько секунд, когда голос солдата с вышки доложил о восстановлении кордонного невода, лениво наклонился, стер пучком жесткой травы плевок с носка ботинка и небрежным движением швырнул пучок перед собой. Чуть дохнувший ветерок подхватил и понес травяную крошку. - Так, - негромко произнес тот, кого расковали первым. - Отрезано. Вряд ли лейтенант его слышал. А если и имел тонкий слух, то обратил на слова осужденного еще меньше внимания, чем на едва слышное гудение кордонного невода. |
