Изменить размер шрифта - +
Ты будешь просыпаться в пять утра с другими женщинами и идти на кухню, занимаясь возложенными обязательствами по приготовлению утренней пиши. Когда закончатся обязательства на кухне, ты посетишь утреннюю службу в главной часовне, а затем вернешься на кухню, чтобы помочь с приготовлением обеда.

Женская молитва и учения начинаются в два часа дня и до четырех. Затем ты будешь помогать с ужином, а после – время для вечернего служения. Когда закончится, ты вернешься сюда и проведешь время в тихой молитве до тех пор, пока не выключат свет в десять вечера. Это понятно?

- Да.

 

Шокированная Габриэль наблюдала с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью, как Рэндольф Клэйборн извергает ненависть с трибуны. Кулак обрушивался на стойку с каждым словом. Его лицо приобрело цвет красного кирпича, вена на виске пульсировала, глаза фанатично блестели и были безумны. Живот неприятно сжался от слов, вылетающих в воздух, отдаваясь эхом в тихой комнате. Она посмотрела по сторонам на других слушателей, чувствуя отвращение. Они уставились на Клэйборна, следуя за его ядом, как мотыльки летят на огонь, впитывая его слова, как голодные набрасываются на пищу. Как они могут ему верить? Как они могут принимать эту ненависть в свои души, быть уверенными в правоте? Разве они не знают ничего лучшего?

Каждая часть Габриэль хотела выскочить из «церкви», нуждаясь в уединении, чтобы смыть черноту из мыслей. Она, почти насильно, заставляла себя сидеть на месте, слушая сумасшедшего и наблюдая за тем, как действуют слова на слушателей. Она содрогалась от ярости, кулаки сжимались так сильно, что короткие ногти впивались в мягкую кожу ладоней. Бард заставила себя успокоиться и снова посмотрела на других. Многие были молодыми, подростками или немного старше. Там были и семьи. Семьи с детьми и даже с младенцами. Как они могут учить детей ненависти? Почему родители хотят заменить детство на этот ужас?

Бард снова вздрогнула. Эти люди не выглядели странными или неопрятными. В самом деле, как люди, они выглядели ужасно нормальными. Ухоженные волосы, чистая одежда соответствовали общественным нормам. В своем прошлом, когда Габриэль была злой, то и выглядела злой. Да, она была глупой несколько раз. Даже Зена вела себя глупо, хотя и не часто. Но теперь, в это время, в этой жизни, об этом нет и речи.

Как они могут выглядеть такими нормальными, обычными людьми? Как можно доверять людской внешности, когда есть все шансы, что внутри они могут быть злыми? Вот отчего Зена пыталась меня защитить. Не все может изменить время, чтобы мир был хорошим. Прежняя Габриэль не продержалась бы ни минуты в таком мире.

Габриэль вздохнула, еле сдерживая слезы, и поняла, что ядовитая язвительная речь прекратилась. Она открыла глаза и увидела, что поклонники начали вставать и шеренгой выходить из церкви. Она взглянула наверх, как раз вовремя, чтобы увидеть как Клэйборн, с уже нормальным цветом лица, собрал своих ближайших советчиков и исчез через задний выход. Радуясь, что она не встретилась с ним лицом к лицу, бард взяла себя в руки, встала, быстро вышла из церкви, и начала глубоко вдыхать чистый воздух пустыни, как только вышла из дверей.

Бард подавила в себе желание позвонить Зене за поддержкой, понимая, что ее партнер, скорее всего, занята своими проблемами. Ей нужно было успокоиться перед тем, как прийти в барак и иметь дело с теми людьми.

 

Оторвавшись от размышлений, Зена откинула голову назад и посмотрела на огромное небо пустыни. Оно, как украшенный гобелен из черного бархата, никогда не переставало успокаивать бури в душе или, если настроение было хорошим, поиграть среди звезд. Один последний взгляд, один последний глубокий, бодрящий вздох, и она исчезла в темноте, перелетая с маленького холма на землю сильным рывком, становясь одной тенью из миллиона приятных оттенков на картине пустыни.

Тихая, как смерть, она приближалась к стене, бросая оценивающие взгляды, наблюдая за передвижениями охранников и замедляя шаги от порывов ветра, который обдувал быстрое тело.

Быстрый переход