- Ага, ну, если это правда. Я только желаю, чтобы он это изменил.

Он наслюнявил большой палец, чтобы перевернуть очередной тонкий лист пергамента огромной библии на коленках, глаза устремлялись за словами, готовясь к проповеди на следующий день. Тихий стук в дверь прервал его мечтания и вызвал недовольство. Он захлопнул книгу и направил внимание на дверь. – Войдите.

Джим Робертсон проскользнул в комнату, немного наклонив голову. – Извините, что побеспокоил вас, Преподобный, но у нас происшествие.

Клэйборн пододвинулся на край стула. – Происшествие? Какое происшествие, Робертсон?

Начальник службы безопасности выглядел слегка огорченным. Четверо охранников у стены были атакованы, Сэр.

- Атакованы? Что значит атакованы?

Робертсон подавил желание выдохнуть от нетерпения. Ему нравился Преподобный, но привычка человека повторять чужие слова почти дословно раздражает в экстремальной ситуации. – То, что я сказал, Сэр. Все четверо были без сознания. Только один что-то видел. Каррутерс, Сэр. Он сказал, это было… ну, похоже, на демона. – Загорелые щеки Робертсона покраснели.

- Демон?

- Да, Сэр. Так сказал Каррутерс. Большой и черный с низким голосом. Он его парализовал, затем стал задавать вопросы, которые не имели смысла. Затем он его вырубил.

Вместо того, чтобы казаться встревоженным, Клэйборн улыбнулся, глаза почти светились внутренним светом. – Это началось, Робертсон. Война, о которой я предсказывал, началась. – Он встал со стула и начал расхаживать по комнате. – Отправь четверых мужчин на замену тем охранникам, и оставь меня. Я должен об этом поговорить со Святым Отцом.

(от пер. du jour – день, дня (франц.))

Вздохнув, она выключила фонарь, остановилась, позволяя зрению привыкнуть к темноте. Развернулась и побежала туда, где ее ждала машина, спрятанная в низкорослых кустарниках.

Глаза устремились вправо, к телу женщины, выпрыгнувшей с глинистого дна озера. Взгромоздившись, она развалилась на камне, одной ногой небрежно болтая в воде. Другую ногу согнула в колени, как будто приглашая солнце танцевать и играть на мягкой коже и угнездиться в черных завитках, беззастенчиво открытых для игривых лучей. Всем весом она упиралась на локти, изящная шея удерживала откинутую назад голову. Черные, как смоль, волосы оставили мокрый след на сухом камне, а слегка приоткрытые рубиновые губы блеснули белыми зубами. Эбонитовые ресницы накрывали голубые сапфиры, а капельки воды, которым посчастливилось проделать дорожки к сухой земле, блаженно скатывались по изгибам и долинам гладкой загорелой кожи.

Габриэль до боли захотелось взять карандаш, бумагу и нарисовать видение перед ней. Но тело, соблазненное теплом солнца и нежными звуками насекомых и ветра, имело другие планы. Пальцы правой руки только разок дрогнули, затем сдались битве, а нефритовые глаза медленно закрылись, унося образ любимой в мир Морфея.

Холодное прикосновение на разогретой солнцем коже выдернуло барда из дремоты, второе – разбудило ее полностью, и она попыталась приподняться на локти на мягкой траве рядом с берегом озера. Полностью открыв глаза, она увидела на видение перед собой, и снова улеглась назад на теплую землю, а сердце бешено забилось.

Зена стояла над ней, великолепная, с мокрыми волосами. Капли воды ласкали тело, как заботливый любовник.

Сапфировые глаза светились от голода, впитывая каждый изгиб и долину подарка, лежащего у ее ног в мольбе. Губы приоткрылись, и влажный язык медленно увлажнил их, затем скользнул назад за острые зубы.

- Красивая.

Глубокий и эротичный голос вызвал волну ощущений в теле Габриэль, сильно отдавшись в низу живота. Беспомощный стон вырвался из горла в ответ, а зеленые глаза увеличились и смотрели не мигая.

- Такая красивая.

Слова были произнесены в этот раз шепотом, когда загорелая богиня опустилась на колени.