- И еще, - произносит Людмила, когда я подступаю к ней во всеоружии. - Я тут наводила справки, ты, оказывается, неправильно ставишь уколы.

- Да что вы говорите!

- Мне объяснили, что при внутримышечной инъекции шприц надо всаживать по рукоятку. Иначе могут быть абсцессы и нагноения. Ты рисковал моим здоровьем!

Я чуточку хмурюсь. Процедура, которая даже в случае с Людмилой, доставляла мне радостное томление, безнадежно испорчена. Почти равнодушно я задираю на ней юбку, кружевную ткань трусиков сурово сдвигаю в сторону.

- Ты понял, что я сказала?

- Понял, милая, не шуми.

- Значит, с самого начала ты все делал неправильно!

- Так уж и все?

Подковырка до нее не доходит, и она безапелляционно подтверждает:

- Все!

Мне хочется чуточку порычать.

- У тебя что, абсцесс обнаружили?

- Нет, но в поликлинике мне показали, как это следует делать. А ты колешь неправильно.

- Тогда зачем ты пришла сюда?

- Чтобы сказать, как это делают настоящие врачи.

- Значит, говоришь, по рукоятку? - я сердито растираю по ягодице лужицу тройного одеколона. - Пожалуйста! Разве я против...

Шприц вонзается в тело Людмилы. Она громко вскрикивает.

- Ты даже не пошлепал ладошкой!

- Зато по рукоятку, как просили.

Сцедив витамин, я выдергиваю шприц и кидаю в коробку с ампулами. Сегодня все и впрямь не по правилам - без шлепков, без ватки, без взаимного удовольствия. А что вы хотите, когда под руку говорят подобные вещи! Я, конечно, не врач, но и дилетантом себя не считаю. В больнице, где я как-то выравнивал помятые одним мужланом ребра, все медсестрички бегали на витаминизацию именно ко мне. По-моему, они признавали, что к уколам у меня несомненный талант. Быстро, точно и приятно. Я и себя колол. Разиков шесть или семь. Исключительно из любви к науке. Поэтому поучения Людочки задели меня за живое.

Какое-то время она продолжает лежать, и я без особого трепета оправляю на ней юбку.

- Все, больная, вставайте.

Она деловито садится.

- Пятнадцать, как всегда?

- Сегодня бесплатно, - объявляю я.

- Справедливо. Сегодня было больно.

- По рукоятку трудно без боли.

- Ты просто не профессионал.

- Я никогда этого не скрывал. Халтурю, как умею.

- К таким вещам нужно иметь допуск!

- Отчего-то раньше тебя это не беспокоило.

- Я просто ничего не знала.

- Зато наверняка знала другое: в больнице за процедуру берут тридцать рублей, а я просил всего пятнадцать.

Она фырчит, как оладушка на сковороде, резко поднимается. Разглядев мой новенький палас, хмурится.

- У тебя стало красиво!

Произносится это как обвинение. Должно быть, палас, пытающийся конкурировать с ее несравненной помадой, действительно тревожит гостью.

- Ничего особенного. Обычная второсортная синтетика.

- А это кто? - она тычет пальцем в этюдник. - Та самая?

- Да нет. По телевизору увидел. Наложил кальку, обвел карандашиком, подкрасил.

- Понятно... - Она несколько расслабляется. - Ну тогда раз с делом покончено, то я... То я теперь вот еще зачем пришла. Мы ведь с тобой расстались, верно?

Я утвердительно киваю.

- Из-за моего мужа, так?

- Из-за него в том числе.

- Испугался, что побьет?

- Все мы чего-нибудь боимся. Ты, к примеру, боишься ставить себе уколы.

- Хорошо... В прошлый раз ты, кажется, говорил, что согласен ответить на любые мои вопросы.

- Я не отказываюсь.

- Вот и ответь. В какой именно из моментов, в какой день и какой час я перестала тебе нравиться? Когда ты встретил эту индюшку или раньше?

- Это так важно?

- Конечно! - с вызовом подтверждает она.