— Ты не мог бы позаботиться о Рейнджере, Кенни? Я возьму грузовик и прочешу окрестности.

— Ладно. — Кенни шагнул к нему. — Я надеюсь, вы с Динни помиритесь. Если есть на земле люди, созданные друг для друга, то это вы с нею.

Пропустив мимо ушей замечание брата, Броди направился к пикапу, на окнах которого обувным кремом было выведено: «Молодожены». Все еще одетый в черный парадный костюм, Броди влез в кабину и выехал со двора. Позади громыхали консервные банки, привязанные к бамперу.

Этот звук казался насмешкой, напоминающей о сегодняшней потере. Ребром ладони Броди убрал волосы со лба и мрачно уставился на грязное ветровое стекло. Он зажег фары, взгляд его был прикован к полосе скошенной травы, мерцающей в темноте.

Господи, только бы с Динни ничего не случилось, молился Броди. Он не знал, как поступит, если найдет ее. Броди стиснул зубы: ему в голову пришла мысль о наихудшем. А если не найдет? Она исчезнет, и он никогда не узнает причину, заставившую ее выпрыгнуть из окна второго этажа и бросить его у алтаря, как идиота.

Не задумываясь, Броди свернул по направлению к времянке. Противоречивые мысли смешались у него в голове, картины случившегося вновь и вновь прокручивались перед его мысленным взором.

Динни любит меня, нет, не любит. Рассудок метался между этими крайностями.

Спустя десять минут пикап въехал на холм, и Броди оглядел долину, где в излучине ручья стояла времянка, окруженная ивами.

В окне горел одинокий маленький огонек, и у Броди камень свалился с души.

Динни. Это точно она.

Броди остановил грузовик и заглушил двигатель. Он не хотел подъезжать прямо к дому, боясь спугнуть ее. Ему нужно ее увидеть, поговорить с ней, вырвать у нее объяснение.

Тихонечко прикрыв дверцу пикапа, Броди прошел пешком несколько ярдов до домика. Его пульс ускорялся с каждым шагом.

Остановившись на крыльце, он прильнул взглядом к окну.

Динни сидела на диване, держа в руках альбом со старыми фотографиями. На ней все еще было свадебное платье, скроенное по последней моде. Платье, которое они специально заказывали в Далласе.

У Броди перехватило дыхание, когда он увидел, что Динни вытирает слезы. Она плачет. Из-за потери «Ивового ручья»? Или, быть может, плачет по нему? Броди не хотел торопиться с выводами. Он не мог сдержать рвущуюся из сердца надежду, хотя понимал, что крушение надежды еще усилит его боль. Он должен был знать правду.

Собравшись с духом, Броди взялся за дверную ручку и распахнул дверь.

Динни ахнула и вскочила на ноги, альбом шлепнулся на деревянный пол и раскрылся на одной из старых фотографий. На снимке был Джил Холлис рядом с улыбающейся женщиной и маленькой девочкой, сидящей верхом на пони. Этим рыжим, конопатым ребенком была Динни.

Наверное, она вытащила этот альбом из кучи старого хлама, сложенного в спальне. В этот миг Броди понял причину ее поступка. Динни всю жизнь мечтала вернуть то, что утратила пятнадцать лет назад. Эти годы потеряны для нее навсегда. Они были наполнены болью, отчаянием и одиночеством. Рейф виноват в ее горе, и, как бы сильно ни хотел этого Броди, он никогда не сможет возместить такой ущерб.

Динни смотрела на него, заломив дрожащие руки в белых лайковых перчатках.

— Броди, — прохрипела она, волна страха окатила ее с ног до головы. — Чт-то ты здесь делаешь?

— Я могу у тебя спросить то же самое.

Его темные глаза превратились в черные узкие щели, брови нахмурились.