В баре, куда Рауль пригласил их выпить джина, они ловко ускользнули от семейства Пресутти, примостившегося в уголке, но тут же столкнулись с Норой и Лусио, которые еще не ужинали и, казалось, были чем‑то озабочены. Тесно усевшись за маленькими столиками напротив друг друга, они принялись болтать обо всем понемногу, легко жертвуя своей индивидуальностью ради приятного чудовища – общего разговора, который всегда ниже уровня собеседников, а поэтому так доступен й привлекателен. В душе Лусио обрадовался их приходу. Нора после того, как написала сестре письмо, загрустила. Она стала задумчивой, хотя уверяла, что с ней ничего не случилось, и Лусио это раздражало, тем более что ему никак не задавалось ее развлечь. Он вообще не баловал Нору разговорами, обычно первой начинала она; вкусы у них были довольно разные, но между мужчиной и женщиной… Он не терпел, когда Нора хандрила из‑за пустяков. Что ж, может, общество развеет ее немного.

До этой минуты Паула почти не разговаривала с Норой, и поэтому теперь обе с улыбкой скрестили оружие, пока мужчины заказывали напитки и угощали друг друга сигаретами. Рауль молча сидел в стороне, рассматривая женщин, и лишь изредка вставлял в разговор любезные замечания либо обменивался с Лусио впечатлениями по поводу географической карты и маршрута «Малькольма». Он видел, как в Норе вновь пробуждались радость и доверие, общественное чудовище ласково лизало ее своими многочисленными языками, выхватывало из диалога, за которым всегда скрывается монолог, и вводило в маленький, вежливый и тривиальный мир, где сверкали остроты, раздавался беспричинный смех, пили вкусный шартрез и курили ароматные «Филипп Морис». «Излечение красоты», – думал Рауль, всматриваясь в оживленное лицо Норы, вновь приобретавшее утраченную прелесть. У Лусио дела куда хуже, он по‑прежнему сидит насупившись, а вот бедняга Лопес, ох уж этот бедняга Лопес. Вот кто действительно грезит наяву, так это Лопес. Раулю становилось его по‑настоящему жаль. «So soon, – думал он, – so soon…» Но возможно, Рауль и не догадывался, что Лопес был счастлив и грезил о розовых слонах, об огромных стеклянных шарах, наполненных подцвеченной водой.

– И случилось так, что три мушкетера, на сей раз без четвертого, отправились на корму и вернулись ни с чем, – сказала Паула. – Как только вы захотите, Нора, мы с вами совершим такую прогулку, ну прихватим еще невесту Пресутти, чтобы составить священное число. Я уверена, что мы не остановимся, пока не дойдем до пароходного винта.

– Мы можем заразиться тифом, – сказала Нора, всерьез принимавшая слова Паулы.

– О, ничего, у меня есть «Вик Вапоруб», – сказала Паула. – Кто бы мог подумать, что наши отважные гоплиты наглотаются пыли, как последние ленивцы.

– Не преувеличивай, – сказал Рауль. – На пароходе очень чисто, и пока глотать нечего.

Он подумал, не нарушила ли Паула данного слова и не вынула ли на свет божий револьверы и пистолет. Нет, она этого не могла сделать. Good girl [75]. Совершенно сумасшедшая, но преданная. Несколько удивленная, Нора попросила подробней рассказать ей о вылазке на корму. Лопес исподлобья взглянул на Лусио.

– Я тебе ничего не рассказал, думал, не стоит, – сказал Лусио. – Слышишь, что говорит сеньорита. Пустая потеря времени. У

– Ну нет, я не думаю, что мы напрасно потеряли время, – сказал Лопес.