– Я тебе покажу, и ты поймешь. Будешь делать, как я, присмотрись и делай так же. Вот так насыпается… – мохнатые пауки ловко скрутили кусочек папиросной бумаги, потом матрос провел рукой у рта, словно играя на губной гармошке, и в его пальцах оказалась настоящая сигарета.

– Гляди, это просто. Нет, не так, так уронишь. Ладно, кури эту, а я сделаю себе другую.

Сунув сигарету в рот, Фелипе почувствовал влагу чужой слюны и чуть было не сплюнул. Матрос смотрел на него, смотрел упорно и улыбался. Затем принялся свертывать себе сигарету; достал огромную почерневшую зажигалку. Клубы густого едкого дыма обволокли Фелипе, и он кивнул, благодаря за огонек.

– Ты не очень затягивайся, – сказал матрос. – Для тебя он немного крепковат. Сейчас узнаешь, как он хорош с ромом.

Из жестяной коробки, стоявшей под столом, он достал бутылку и три оловянных стаканчика. Голубая змея наполнила два стаканчика и один из них передала Фелипе. Матрос подсел к нему на скамью и поднял стаканчик.

– Here's to you [66], парень. Смотри, не пей все сразу.

– Хм, очень хороший, – сказал Фелипе. – Наверняка с Антильских островов.

– Конечно. Значит, тебе нравится и мой ром и мой табак? А как тебя зовут, парень?

– Трехо.

– Трехо, да. Но это же не имя, это фамилия.

– Конечно, фамилия. Меня зовут Фелипе.

– Фелипе. Хорошо. А сколько тебе лет, парень?

– Восемнадцать, – соврал Фелипе, пряча рот в стаканчике. – А вас как зовут?

– Боб, – ответил матрос – Можешь называть меня Бобом, хотя на самом деле у меня другое имя, но оно мне не нравится.

– Все равно, скажите. Я же сказал вам свое настоящее.

– О, тебе оно тоже покажется очень некрасивым. Представь себе, что меня зовут Рэдклифф или как‑нибудь в этом роде, и тебе сразу не понравится. Лучше Боб, парень. Here's to yon.

– Prosit, – сказал Фелипе, и они снова выпили. – А здесь, правда, здорово.

– Конечно.

– А у вас много работы?

– Да, хватает. Тебе больше не стоит пить, парень.

– Почему? – спросил Фелипе, хорохорясь. – Вот еще, не пить, когда я только во вкус вхожу. Вы вот лучше скажите, Боб… Отменный табачок и ром тоже… С какой стати я не должен его пить?

Матрос отобрал у Фелипе стаканчик и поставил его на стол.

– Ты славный парень, по тебе ведь надо возвращаться наверх, а если ты выпьешь лишнее, все сразу заметят.

– Я могу сколько угодно пить в баре.

– Хм, у тамошнего бармена таким не разживешься, – пошутил Боб. – Да и твоя мамаша, наверное, где‑то неподалеку прогуливается… – Казалось, ему доставляло удовольствие видеть глаза Фелипе, краску стыда, вдруг залившую его лицо. – Ладно, парень, будем друзьями. Боб и Фелипе – друзья.

– Ладно, – сумрачно согласился Фелипе. – Сменим пластинку, и дело с концом. А эта дверь?

– Забудь об этой двери, Фелипе, и не сердись, – ласково сказал матрос – Когда придешь опять?

– А зачем мне опять приходить?

– Ну, чтоб покурить, выпить со мной рома и поболтать в моей каюте, – сказал Боб. – Там нам никто не помешает. А сюда в любую минуту может прийти Орф.

– А где ваша каюта? – спросил Фелипе, прищуривая глаза.

– Вон там, – указал Боб на запертую дверь.