– Вы могли бы стать одной из шпионок Перри Мэйсона, – ответил Розман. И, секунду подумав, добавил: – Ха-ха.

– Ха-ха, – согласилась Эдипа. Они посмотрели друг на друга. – Я должна выполнить волю покойного, – сказала Эдипа.

– О, – сказал Розман, – тогда приступайте. Не смею вас удерживать.

– Да нет, – отмахнулась Эдипа и рассказала ему все.

– Зачем же ему это понадобилось? – озадачился Розман, прочитав письмо.

– Что? Умирать?

– Нет, называть вас в числе душеприказчиков.

– Он был непредсказуем.

Они пошли перекусить. Розман пытался заигрывать с ней под столом ножкой. Эдипа была в сапогах и почти ничего не почувствовала. Отбрыкалась и решила не волноваться попусту.

– Хотите – сбежим со мной, – предложил Розман, когда подали кофе.

– Куда? – спросила Эдипа. И Розман заткнулся.

Возвращаясь в офис, он обрисовал, во что она вляпалась: придется разобраться в бизнесе, изучить расходные книги, дождаться официального утверждения завещания, собрать все долги, составить опись активов, оценить имущество, решить, что ликвидировать, а что попридержать, оплатить счета, уплатить налоги, распределить наследство…

– Эй, – сказала Эдипа, – а может кто-нибудь это сделать за меня?

– Я могу, – ответил Розман, – частично, разумеется. Но разве вам не интересно?

– Что?

– То, что вы можете узнать.

Как выяснилось, ей предстояло сделать всевозможные открытия. Едва ли о Пирсе Инверэрити или о себе; скорее, о том, что раньше по тем или иным причинам оставалось вне поля зрения. Эдипу не покидало острое чувство отчуждения, сопереживания не получалось, ясность отсутствовала, все было расплывчато, как в кино, когда механик забыл навести резкость. Но она неожиданно заметила, что плавно входит в роль задумчивой и печальной девушки, которая, подобно Рапунцель, каким-то волшебным образом стала пленницей сосен и соленых туманов Киннерета и теперь ждет спасителя, который крикнет: «Эй, спусти вниз свои косы». И коль окажется Пирсом спаситель, радостно вынет заколки она, шпильки отбросит и вниз беспечально обрушит лавину волос, шелестящих и спутанных, шепчущих нежно, по которым карабкаться будет спаситель до половины примерно, но тут злой колдун превратит вдруг в парик ее косы прекрасные, и обратно на землю низвергнется Пирс, звонко шлепнувшись прямо на задницу. Но неустрашимый Пирс сумел бы, наверное, отпереть замок башенной двери, использовав одну из многочисленных кредитных карточек в качестве отмычки, и, преодолев гораздо более близкое ему коварство крученой щербатой лестницы, поднялся бы наверх, что, собственно, и следовало ему сделать с самого начала. Впрочем, как бы ни развивались их отношения, пределов своей башни они с Пирсом никогда не покидали. Как-то в Мехико-Сити они забрели на выставку картин великолепной испанской изгнанницы Ремедиос Варо; в центральной части триптиха «Bordando el Manto Terrestre» были изображены хрупкие девушки с нежными личиками, огромными глазами и золотистыми волосами, томящиеся на верху круглой башни, в комнате, и ткавшие гобелен, который вываливался через оконный проем в пустоту, тщетно пытаясь ее заполнить; все остальные здания и животные, все волны, корабли и леса земные были вышиты на гобелене, и гобелен был целым миром. Ошарашенная Эдипа стояла перед картиной и плакала. Никто не заметил, поскольку на ней были зеленые защитные очки. В какую-то секунду она подумала, что слезы заполнят все пространство за линзами и никогда не высохнут, если очки достаточно плотно прилегают к глазным впадинам.