Лобанов вставил в рот сигарету и захлопал себя по карманам.

— Черт, опять спички посеял, — проворчал он. — Лева, у тебя наверняка есть…

Шаховской достал их кармана маленькую изящную зажигалку, сделанную в виде дамского револьвера, поднес ее к лицу приятеля и крутанул колесико. Лобанов закурил сигарету, и голубоватый язычок пламени исчез так же быстро, как появился.

— Хорошая игрушка, — похвалил Лобанов. — Где взял?

— У одного кренделя на реферат по политэкономии выменял.

Лобанов кивнул, выпустил облачко дыма и со смехом покосился на Шаховского.

— Слушай, Лева, я всегда удивлялся: вот ты вроде бы не куришь и никогда не курил, так?

— Так.

— Но в кармане у тебя всегда есть зажигалка. Зачем?

Шаховской улыбнулся:

— Два ответа, Алексей. Во-первых, это удобно: легко завязать знакомство с девушкой или войти в контакт с нужным человеком. Во-вторых, и это самое главное, мне нравятся зажигалки. Я их коллекционирую. Одни коллекционируют марки, другие — этикетки, третьи — как ты, девушек, ну а я… — Шаховской поднял револьвер и, крутанув колесико, высек из него пламя. — …Зажигалки.

— Ох, смотри, не доведет тебя до добра эта коллекция.

— Почему?

— Погоришь, — со смехом ответил Лобанов. — Кстати, Лева, ты уже сдал контру по философии?

— Нет еще.

— Дашь полюбопытствовать?

— Ради бога. Только не передувай слово в слово.

— Обижаешь…

Некоторое время они шли молча. День был теплый, но не жаркий. На сочных зеленых листьях лип лежала пыль. Со смотровой площадки, куда они вышли, открывался волшебный вид на Москву, город, о котором еще четыре года назад Лобанову и мечтать-то было страшно.

Молодые люди, облокотившись на каменные перила, стали смотреть на расстилающийся перед ними город.

Алексей достал из кармана пачку «Родопи», взял у Шаховского «револьвер» и закурил. Пока он раскуривал сигарету, Лева Шаховской стоял рядом с ним и внимательно его разглядывал.

— Слышь, Алексей? — негромко произнес он.

Лобанов помахал рукой, отгоняя дым от лица.

— Чего?

— Я хочу вернуться к нашему разговору.

— Какому разговору?

— К тому, который прервало это небесное создание.

Лобанов задумался, как бы соображая, о чем идет речь. Затем улыбнулся:

— А, ты про это… А чего тут говорить — ты прав, конечно. С жизнью нужно что-то делать. Мне и самому не очень-то светит перспектива осесть на кафедре и читать лекции желторотым придуркам.

— И получать за это копейки, — добавил Лева.

— Ну, скажем, это-то как раз и не обязательно. Можно ведь устроиться нормально. Ну, знаешь, командировки за границу, всякие там симпозиумы, конференции. Тогда и на кафедре можно неплохо жить.

— Так-то оно так, — задумчиво сказала Лева. — Но, сам знаешь, это не для наших чернорабочих кровей. — Перехватив удивленный взгляд Лобанова, он поспешно поправился: — Я имел в виду твою кровь. Про мою не стоит и говорить.

— Это точно, — усмехнулся Лобанов.

Лева сделал вид, что не заметил этой усмешки. Его отец двадцать лет проработал бухгалтером на трикотажном-предприятии. Причина увольнения звучала туманно, но злые языки поговаривали, что отец Левы — Иосиф Александрович Шаховской не поделил с директором предприятия левую прибыль. Дело удалось замять, но должности Шаховской-старший лишился.