10

И снова встреча состоялась на даче у Шаховского.

Лобанов был приветлив и доброжелателен. Он не только крепко пожал ладонь Матвея Ивановича, но и обнял его. Затем чуть отстранился и в своей обычной манере окинул Кожухова оценивающим взглядом:

— Ну, здравствуй, здравствуй! Сколько не виделись-то? Года два?

— Четыре, — сказал Матвей Иванович.

— Четыре? — Лобанов покачал головой. — Надо же, как время-то бежит. А ты все такой же. Даже брюшко себе не отрастил.

— Условия не те. Бегаешь, как волк, то одно, то другое…

— Хорошо, что как волк, а не как заяц, — заметил премьер. — Присаживайся за стол и чувствуй себя как дома.

Старые друзья расселись за журнальным столиком. Лобанов сел в зеленое кресло с бархатной обивкой и резными позолоченными подлокотниками, Шаховской и Кожухов на такой же зеленый диванчик.

— Ну вот, — вновь заговорил премьер, — теперь можно и поговорить. Как твои дела, Матвей Иванович?

Кожухов едва заметно пожал плечами:

— Не жалуюсь.

— Матвей скромничает, — с вежливой улыбкой встрял в разговор Шаховской. — Он у нас нынче медиамагнат. Четвертая власть. — По толстым губам банкира пробежала усмешка, и он тихо добавил: — Будь она неладна.

— Мое оружие — слово, Лев Иосифович, — ответил Шаховскому Кожухов. — А нынче слово немного стоит.

— Вот тут ты не прав, — сказал Лобанов. — Я слышал, что словом можно ударить больнее, чем кулаком. — Он повернулся к Шаховскому: — Лев Иосифович, разлей нам по рюмочке за встречу.

Шаховской кивнул, взял со стола бутылку «Хеннеси», аккуратно открыл ее и наполнил пузатые бокалы золотистым коньяком.

Бывшие друзья выпили, закусили, поговорили о том о сем, снова выпили, и, наконец, разговор свернул к сентиментальным воспоминаниям.

— Ты вспоминаешь «Университетский проспект»? — проникновенным баском спросил Лобанов.

— Иногда вспоминаю, — задумчиво ответил Кожухов. — Славные были денечки.

— Да, время было веселое. А сколько надежд у нас было, сколько устремлений, помнишь?

— Конечно. Не знаю, как остальные, но ты, Алексей Петрович, кажется, достиг всего, чего хотел, не так ли?

— Не так, — сказал Лобанов. Он замолчал и пристально посмотрел на Кожухова. Взгляд его серых глаз был серьезным и сосредоточенным, как у шахматиста, который сделал ход и ждал реакции противника. — Лева рассказал тебе о нашей идее?

— Насчет объединения газеты и телеканала в концерн?

— Да.

— Рассказал. Но, честно говоря, идея эта кажется мне немного… сомнительной.

— Почему?

— Ну, во-первых, должен быть проведен конкурс на покупку частоты вещания.

— Совершенно верно, — кивнул Лобанов. — Конкурс будет, но ты в нем победишь. Более того, я гарантирую тебе субсидии из госбюджета. Дело-то — национальной важности. Само собой, я тоже не буду стоять в стороне от финансовых потоков.

Кожухов прищурился:

— Ты говоришь об откате?

Лобанов поморщился.

— Грубое слово, — с неудовольствием сказал он. — Не люблю его. Но, нужно отдать должное, оно довольно точно выражает смысл сделки.

— Могу я узнать, о какой сумме идет речь?

Лобанов пристально посмотрел на Матвея Ивановича и сказал:

— Пятнадцать миллионов долларов.