Матушка Анисия говорила спокойным голосом, без укора. Арина опустила голову и тихо побрела к главному корпусу, где располагалась трапезная. Вечесловы обратили внимание, что площадка для игр опустела мгновенно: старшие не прогуливались по дорожкам, малыши не долепили в песочнице «пирожков». Девочек не пришлось уговаривать, обеда они ждали с нетерпением и давно хотели есть, понял Иван Антонович. Ещё он понял, как трудно им было отказаться от угощения. Но отказались даже самые маленькие.

Иван Антонович мял в руках пакет с конфетами и не знал, что с ним делать. Вера забрала у него пакет, спрятала в сумку и вопросительно посмотрела на мужа. Тот понял её взгляд и кивнул.

– Если можно… Если вы позволите, Анисья… эээ, как вас по-отчеству звать-величать?

Матушка Анисия, в миру Инесса Акоповна Бакуничева, ответила с улыбкой:

– Матушка Анисия.

– Матушка Анисия… Мы бы хотели взять эту девочку. Эту Арину, – проговорила Вера Илларионовна.

Иван Антонович взял жену под локоть, обозначив этим жестом своё согласие. И уставился на настоятельницу.

– Ей двенадцать лет, переходный возраст, ну и характер со всеми вытекающими…

– С какими именно – вытекающими?

– Девочка весьма неуравновешенная. Сестра Ненила уже плачет от неё. Может, вам стоит обдумать ваше решение?

– Уже обдумали. Конечно, если она согласится.

– Она согласится. Но я бы вам не советовала…

– Значит, договорились. Вот, возьмите, это за её содержание. – Иван Антонович протянул настоятельнице свёрток, который та не взяла, сказала строго:

– Если хотите помочь приюту, отправьте сумму на наш расчётный счёт. Но в этом уже нет смысла: приют осенью будет закрыт, вопрос решён. А на эти деньги лучше купите ей одежду. Куртки у нас маленьких размеров, о подростках спонсор не подумал…

Матушка Анисия вздохнула и сказала неожиданно:

– Послушайте моего совета, не удочеряйте её. Оформите опеку, а дальше будет видно.

Вечесловы так и не узнали, что именно «будет видно». Настоятельница и по совместительству директриса приюта замолчала и жестом пригласила их следовать за собой.

После обеда матушка Анисия пригласила Арину в свой кабинет и объявила, что для неё нашлись приёмные родители и требуется её согласие. Арина согласилась не раздумывая, но когда услышала, что Вечесловы смогут взять её к себе только после оформления необходимых документов, бросилась на пол, истерически выкрикивая:

– Они больше не приедут! Нарочно так сказали, потому что я плакала, и они меня пожалели. Меня никто не возьмёт, никогда! А в детдоме меня изнасилуют и я повешусь. Видит Бог, повешусь!

– Арина!! Окстись! Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?!

– Понимаю. Это вы не понимаете, – грубо ответила девочка, но матушка Анисия не сделала ей замечания: потом ей будет стыдно за этот тон, а пока пусть выговорится.

– Маша рассказывала про детдом… Там вечером воспиталки домой уходят, и ночью в спальнях творят что хотят. Две девочки забеременели даже.

– Ну будет, будет небылицы сочинять, – не поверила настоятельница.

В приют святого Пантелеймона Маша Горшенина пришла пятнадцатилетней. И с порога попросилась в послушницы, обещая работать с утра до ночи, только чтобы её оставили здесь, не выгоняли. Матушка Анисия долго с ней беседовала, но узнала только, что из детского дома Маша сбежала, потому что «мне там было очень плохо». В приют её привёз отец Дмитрий: одетая не по сезону девочка стояла на церковной паперти и просила подаяние.

– Да она нарочно всё придумала, а ты поверила, глупенькая.