Звонили в Америку. Я говорил ей, а она с ходу переводила. Все на чистом английском. И ни хрена! Глухо! Мистер Рейф болен, он в госпитале, институт временно закрыт, поставка реактивов прекращена, об их производстве ничего не знаем, точка! Вот так! Тут Вася не врал.

И звонили в Хайфу. Евреи юлят – фирма есть, но в связи с прекращением поставок они занимаются собственными разработками и “от растворения специфических зубных камней” (это точно так Марианна перевела) они перешли к поиску “действенного средства в борьбе с циррозом печени”, и, если нас это интересует, можем вступить с ними в переговоры примерно через год.

В Копенгагене и в Лондоне “LW-16” существует (!). Но в Копенгагене телефон жестко стоит на ответчике: “Мы такие-то, оставьте сообщение” – и все. (И так и через два дня, и через неделю – Марианна при мне звонила и давала мне трубку – послушать.) В Лондоне вообще ни ответа, ни привета. Видимо, сменен номер.

А вот с Барселоной поговорили! Они, вроде бы, даже заинтересовались. “Да, да, конечно, растворение грехов очень серьезная проблема, российский рынок огромен, грехов необыкновенное количество (это она так перевела), но мы работаем пока на внутреннего потребителя, будет важно, если вы вступите с нами в контакт или нанесете прямой визит”. Есть! Есть зацепка.

И у меня есть, кто на языках говорит и кому можно поручить, но это чужие люди. Понимаете, когда речь опять пойдет не о баксах и не о еврах, а О ЖИЗНИ, О ДРУГИХ, вообще, ВРЕМЕНАХ, можно это доверить чужим людям? Нельзя!!

Я стал звонить Бугримову. У меня остался его номер еще с тех пор, как мы обсуждали водопользование по нашей речке. Я ему и раньше звонил – после похорон Филимонова, но всегда один ответ: “Дежурный слушает… Его нет… Степан Арамович в отъезде… Не знаю… Не могу вам сказать… Обязательно”. И все. Всегда одно и то же. И вот я опять звоню, и опять этот дежурный: “Слушаю… Его нет… Не знаю, не скоро… Он уплыл (!-?-?-!-???)… На своей яхте… А теперь есть… построили по его заказу… Нет, не по речке (смеется в трубку, смотри-ка, разговорился!). Она большая… океанская… Не могу вам сказать… Обязательно…” И ту-ту-ту в трубке.

Я сижу, как жабу проглотил. Вот оно! Уплыл! Страшное дело! Степан Арамович – это особый человек, это большой человек! Это что же значит? Когда лопнула вся история с пушечкой, когда все это посыпалось, он, стало быть, построил ОКЕАНСКУЮ яхту и уплыл?! Ё-моё! Он знал, что делал! И я вспомнил, что люди-то перед ПОТОПОМ тоже веселились, женились, гуляли, занимались ерундой, или, по-нашему говоря, тусовались, а потом… все накрылось, в один день! И остался только Ной с компанией на своем ковчеге. Ковчег-то это же и есть, по-нашему, – яхта! Ё-моё!

Дальше я пропускаю путаное время, когда я ни есть, ни пить не мог, а мозги у меня прыгали, как на лыжах с трамплина. И я был ОДИН. Вот полно людей вокруг, все вертится, дела идут, звонки, документы, взятки, попойки, и я во всем участвую, и с женой была такая неразбериха, стали разводиться, и Ярослав со своей гитарой, и при всем этом я ОДИН. И НИКОГО! Может быть, только Веста. Но о ней особый разговор.

И тогда решил: яхту, конечно, я не потяну. Не представляю даже, с какой стороны за это взяться. Это ж нужна команда, капитан… И потом, океанская яхта – это ж не лодка, это ж пароход! Это не в моих возможностях. Нереально. И потом, куда на ней плыть, где пристать? Я ж ничего не знаю. Но плыть надо, я это понял. Отсюда надо уплывать! Надолго. Может, на время, не навсегда, там видно будет, но надо уплывать.

Узнал – есть хорошие круизы, можно взять классную каюту – апартамент. Это потяну, почему нет? Первый раз.