Не люблю. У меня машина была красная, “опель”, – не нравилась. Я ее продал. И женщина когда в красном платье, тоже неприятно. А этот дом весь из красного кирпича. Темно-красного. И во дворе все стены, когда гуляем, темно-красные. А внутри перегородки синие. И двери синие. Все синие – по всему коридору. Сейчас я уже стал привыкать, а первые дни очень раздражало.
Я тогда первое время вообще ничего не мог понять. Мне Лева втолковывал, а до меня не доходило. А потом и на Леву надели наручники. Мне его жутко жалко было, он и так-то маленький, а тут совсем скорежился. Но на допросах был уже другой переводчик, Леву отстранили. И еще приходил несколько раз из нашего консульства, он мне кое-чего объяснил. Они ведь мне стали клеить связь с террористической сетью. Из этой пушечки, оказывается, можно пулять очень нехорошие заряды. А у них недавно были теракты, и потому полиция на особом режиме и паникует.
Но как все вышло-то! Надо по порядку. В этом поганом офисе чем-то они не тем занимались, и потому Риккардо, с которым мы говорили по телефону, и его штат – замели, поставили своих людей – ждать сообщников. А тут мы с Левой явились. Скажете, совпадение? Ну, отчасти, совпадение. Но не может так быть, чтоб все совпало! Ведь вспоминаю тот день и каждый раз за голову хватаюсь.
В участке они мне что-то наговорили и стали рассматривать мои документы. Причем паспорт, деньги, кредитные карты – это их не интересовало, они влипли в мой гостиничный пропуск. И тычут в него, и руками машут, и орут друг на друга. Потом пришел переводчик, другой, не Лева. Тогда они стали заполнять анкету – имя, фамилия, где живу… Я говорю: “У вас же все мои документы. Пусть объяснят, в чем дело-то! Они за кого меня приняли?”. Они достают мою пушечку и баллончик. Спрашивают, есть у меня заряды к этим приспособлениям? Я даже смеюсь, говорю: “Я сюда приехал за “зарядами”, нет у меня ничего. Найдите вашего Риккардо, он подтвердит. И вызовите представителя из Российского консульства, я без него ничего объяснять не буду”.
После этого старший очень долго что-то говорил, а переводчик все кивал головой и поддакивал (между прочим, неприятный тип с толстой шеей и водянистыми глазами и по-русски говорит с акцентом), и тут опять вошли те двое в полицейской форме и встали у двери.
Переводчик сказал: “С Риккардо встреча у вас будет обязательно, в консульстве сейчас никого нет, мы уже звонили. А сейчас нам необходимо осмотреть ваши вещи”.
Старший крутит в руках мой пропуск в гостиницу. “Вы остановились здесь?”
Я говорю: “Остановился”.
Тут мне опять надевают наручники, и мы едем в гостиницу. Вваливаемся всей командой в вестибюль. Люди смотрят. Старший перекинулся словами с дежурным за стойкой, и мы входим в маленькую дверь направо. Комната небольшая, метров шестнадцать, – кабинет.
И теперь вот такая происходит вещь. В комнате большое окно с решетками – прямо напротив двери, и в окно бьет сильное солнце, нам в глаза. Поэтому все предметы – стол, стулья, диван – всё как бы немного в тумане. Еще на левой стене часы, но это тоже в тумане. А на правой стене висит большой календарь с картинкой, тоже большой, целая картина – фотография. Снято сверху, с горы, что ли? Пляж, почти пустой, – это внизу желтая полоска, выше море – синяя полоска, а еще выше – широкая – небо на закате. И это небо жутко красное. И как раз на это красное небо попадает из окна комнаты солнечный луч, и от этого оно не просто красное, а…
…не знаю, как сказать, оно такое, что краснее не бывает. И я чувствую, что не могу на него смотреть. И отвернуться тоже не могу. И у меня глаза закрываются, и сильно хочется спать.
Меня усадили на диван, и рядом сел один полицейский, а другой стоял у двери. А диван – под календарем, так что я эту фотографию теперь не вижу. |