Вбежали два солдата и схватили носилки.
— Какой урок? — спросил Форестер, когда его выносили наружу.
— Я покажу вам, насколько опасно отсутствие патриотизма, — ответил улыбаясь Коельо. — То, в чем вас может обвинить ваше правительство, мистер Форестер.
Форестер пластом лежал на носилках и никак не мог понять, что происходит. Его вынесли из здания, пронесли мимо контрольной вышки, мимо последнего истребителя. Коельо на ходу бросил механику:
— Десять минут.
Механик отдал честь, а Форестер подумал: «Может быть, эти десять минут — все, что ему осталось. Не так уж и много».
Гул турбин усилился, и, повернув голову, он увидел, как первый самолет оторвался от земли, за ним — второй и третий. Они быстро исчезли из поля зрения, и Форестер не мог понять, куда они полетели. Если их задачей было разбить отряд О'Хары, то направление, в котором они скрылись, было не то.
Тем временем их небольшая процессия приблизилась к одному из ангаров. Его большие ворота были закрыты, и Коельо вошел внутрь через маленькую дверь. За ним вошли солдаты с носилками. В ангаре было пусто, и их шаги гулко отдавались в пространстве между металлическими стенами. Коельо открыл дверь небольшой комнаты и жестом приказал внести носилки. Солдаты вновь положили их на стулья и удалились.
Форестер посмотрел на Коельо.
— Что все это значит, черт возьми? — спросил он.
— Увидите, — будничным тоном сказал тот и включил свет.
Подойдя к окну, он задернул занавеску. На другом, внутреннем, выходившим в ангар окне, занавеска оставалась открытой.
— Ну вот. Урок сейчас начнется, — сказал он и наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то.
Форестер тоже услышал этот звук — леденящий душу вой турбины приближающегося истребителя. Он становился все громче и громче, — казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. С резким свистом самолет пронесся над ангаром, едва не задев его, как профессионально определил Форестер.
— Начинаем, — сказал Коельо и показал рукой на внутреннее окно.
Почти одновременно с пролетевшим самолетом, словно по его сигналу, в ангаре появился взвод марширующих солдат, по команде офицера остановившийся против окна. У каждого из них на плече была винтовка и Форестера укололо предчувствие того, что должно было произойти.
Он с ненавистью посмотрел на Коельо и хотел заговорить, но в это время на ангар обрушилась новая звуковая волна от второго самолета. И в этот момент он увидел Родэ.
Родэ не мог идти сам и его полунесли, полутащили два солдата. Ноги его волочились по бетонному полу. Коельо постучал карандашом по стеклу, и Родэ поднесли ближе к окну. Его лицо было в кровоподтеках, глаза почти не видны, но он был в сознании. Он посмотрел на Форестера тусклым взглядом, открыл рот и произнес несколько слов, по их не было слышно. Форестер заметил, что у него было выбито несколько зубов.
— Вы его били! — взорвался он.
Коельо засмеялся.
— Этот человек — подданный Кордильеры! И он — предатель, заговорщик против законного правительства. Что вы делаете с предателями вашей страны, Форестер?
— Вы сукин сын, лицемер! — горячо бросил Форестер. — А что вы делаете, как не боретесь против законного правительства?
Коельо осклабился.
— Ну, это другое дело. Во-первых, меня не поймали, как этого. Во-вторых, я сейчас на стороне сильного, а сильный всегда прав, не так ли? Мы раздавим всех этих гнилых либералов, хлюпиков вроде Мигеля Родэ и Агиляра. — Он оскалил зубы. — Родэ мы раздавим прямо сейчас, а Агиляра минут через сорок — сорок пять.
Он махнул рукой, и Родэ оттащили от окна. |