Целых десять минут все было тихо-спокойно – до тех пор, пока Джоди вернулся из конюшни и обнаружил, что я своего распоряжения насчет него не отменил.

 Он нашел меня в небольшой толпе, стоявшей на веранде перед весовой.

 – Эй, Стивен! – начал он. – Ты, видно, забыл им сказать, что я по-прежнему на тебя работаю!

 Он не проявлял ни малейшего беспокойства – только легкое раздражение по поводу моей забывчивости. На миг я готов был сдаться при мысли о том, какая буря сейчас разразится. И снова принялся малодушно убеждать себя, что он ведь действительно хороший тренер и мои лошади действительно время от времени берут призы... Я мог бы просто внимательно следить за счетами, так, чтобы он знал об этом... А что до всего остального... Легко ведь можно сделать так, чтобы в будущем меня не обкрадывали...

 Я набрал воздуху в грудь. Теперь или никогда!

 – Я не забыл, – медленно произнес я. – Я своего решения не отменял. Я забираю лошадей.

 – Чего?!

 – Я их забираю.

 Неприкрытая ненависть, отразившаяся на его лице, потрясла меня.

 – Ублюдок!

 Люди начали оборачиваться в нашу сторону. Джоди выкрикнул еще несколько нелицеприятных эпитетов, очень громко и отчетливо. Я краем глаза заметил, как вокруг запорхали белые блокнотики репортеров, и решился пустить в ход единственное, что могло заставить Джоди заткнуться.

 – Сегодня я ставил на Энерджайза на тотализаторе.

 – Ну и что? – тут же ответил Джоди, прежде чем до него дошло, что это может значить.

 – Я закрываю свой счет у Дженсера Мэйза. У Джоди был такой вид, словно он готов меня растерзать, но он снова не спросил, почему. Он стиснул зубы, покосился на репортеров – на этот раз он был им явно не рад – и прошипел очень тихо и угрожающе:

 – Если ты что-то скажешь, я подам на тебя в суд за клевету!

 – За оскорбление личности, – автоматически поправил я.

 – Чего?

 – Клевета – это то, что распространялось письменно, а оскорбление наносится устно.

 – Короче, если ты что-нибудь скажешь, я тебя привлеку!

 – Ты настоящий друг! – заметил я. Глаза Джоди сузились.

 – Для меня было большим удовольствием нагреть тебя как можно круче!

 Наступила тяжелая пауза. Я внезапно проникся отвращением к скачкам и подумал, что лошади никогда уже не будут доставлять мне такого удовольствия, как раньше. Три года простодушной радости развеялись, как дым.

 В конце концов я просто сказал:

 – Энерджайза оставь здесь. О перевозке я позабочусь. Джоди с каменным лицом развернулся на каблуках и скрылся в весовой.

 С перевозкой проблем не было. Я договорился с молодым шофером, владельцем транспортного предприятия, состоящего из одной машины – его собственной, что он заберет Энерджайза в свою конюшню, а на следующий день отвезет его к тренеру, которого я подыщу.

 – Темно-гнедой конь. Почти черный, – сказал я. – Сторож вам скажет, в каком он деннике. Конюха при нем, скорее всего, нет.

 Оказалось, что шофер, он же владелец фирмы, может подыскать и конюха, чтобы тот присматривал за Энерджайзом.

 – Все с ним будет в порядке, – сказал он. – Не тревожьтесь.

 Он привез на ипподром еще двух лошадей, одна из которых участвовала в последней скачке, и пообещал мне, что вернется, когда отвезет ее в конюшню, где-то через час после окончания скачек.