С Ниночкой Фроловой Агеев расстался возле гостиницы. Девушка почти полностью успокоилась и распрощалась с ним с улыбкой. А вот Филя почему-то как раз наоборот — ощутил внезапное и ничем не объяснимое беспокойство, причины которого никак не мог уловить.

— Вы сейчас домой? — поинтересовался он, все яснее чувствуя тревогу.

— Ну да! — Она улыбнулась. — Завтра рабочий день, мне еще нужно кое-что сделать… Спасибо вам огромное, Филипп!

— Может быть, вам лучше… — Он замолчал, сам не зная, что именно собрался ей посоветовать. Возможно, в соответствии с письмом Дианы и впрямь пожить пару недель у какой-нибудь подружки? Но Нина сразу сказала Филе, что никаких подружек у нее нет. Во всяком случае, таких, у которых можно пожить. Потому он и забрал девушку с собой в гостиницу.

— Что — лучше?

— Да нет, это я так… Счастливо вам!

— И вам тоже. — Она круто развернулась и торопливо двинулась через площадь, не дожидаясь, когда Агеев сядет в ожидавшее его такси.

Понять причину овладевшего им беспокойства Агееву предстояло уже в самолете, когда он обнаружил, что один из охранников Сопла остался в Ижевске… С какой целью — гадать не приходилось. И что-либо предпринимать было явно поздно…

Октябрь 2004 г. — декабрь 2004 г. Адвокат

За два месяца до своей гибели Вениамин Кротов, студент физмата МГУ, весьма продвинутый программист, подрабатывающий в одной из хорошо известных на компьютерном рынке фирм, и ближайший друг Дианы Гродневой, собирался жить долго и хорошо.

«Хорошо» означало в первую очередь безбедно, хотя, если вдуматься, что такое бедность, Веня, или Веник, как называли его большинство приятелей, отродясь не знал. Однако, начиная лет примерно с четырнадцати, Вениамин Кротов неотступно мечтал не просто о деньгах, а о деньгах по-настоящему больших. Каким образом они у него появятся — представлял он смутно, зато ясно и четко знал, для чего именно ему, Вениамину Кротову, эти деньги нужны. Дело было не только в том, чтобы жить в свое удовольствие, не считаясь с расходами. Прежде всего деньги являлись для Кротова символом свободы, жажда которой с годами становилась все острее. Свобода же должна была начаться с полного освобождения от зависимости, оковы которой наложил на Вениамина его собственный отец.

Сергея Степановича Кротова, «проклятого папашку», как называл его про себя Веня, он боялся и ненавидел тоже примерно лет с четырнадцати. Именно тогда случилась история, воспоминание о которой все последующие годы неизменно приводило Веню в бешенство.

Дни стояли праздничные — то ли ноябрьские праздники, которыми начинались школьные каникулы, то ли майские. Веня и двое его приятелей-одноклассников впервые решили отметить данный факт «по-взрослому». Соединив свои довольно скудные сбережения, они наскребли сумму, которой еле-еле хватило на бутылку самой дешевой водки. Уговорили ее в тесной, провонявшей потом раздевалке школьного спортзала.

То ли водка оказалась поддельной, то ли просто так подействовала на пацанов с непривычки, только как он добрался домой, во сколько и в каком виде, Веня решительно не помнил. Зато навсегда запомнил утро после тяжкого и тошнотворного пробуждения. Ему тогда здорово не повезло: Сергей Степанович, большую часть своей жизни проводивший на полигонах и в командировках то сибирских, то дальневосточных, оказался дома. И с сыном разобрался по-своему, как выразился сам, по-солдатски. Проще говоря, проклятый солдафон-папаша, дождавшись Вениного похмельного пробуждения, несмотря на рыдания жены Ольги Петровны, самым позорным образом высек сына по голой заднице, спустив с того трусы и зажав Бенину голову между собственных ног… Высек своим ремнем с пряжкой — до крови, так, что тот не меньше недели мог только ходить или лежать на боку, но никак не сидеть…

И если до этого случая Вениамин был к отцу просто равнодушен, то после действительно возненавидел его.