Ирина Глебова. Выстрел в мансарде
Впрочем, несмотря на здоровую долю скептицизма, он был патриотом. На фронт их, студентов-юристов, не брали, но став вольноопределяющимся, Дмитрий готов был отбыть на передовую по первому приказу. В нем так жива была еще память о первых днях начала войны. В те июльские дни все, буквально все, кого Дмитрий знал, были охвачены возбуждением. Странное это было чувство, в нем смешивались гнев на наглые требования Германии, патриотизм, восторг перед будущими победами, тревога и предощущение будущих потерь... Что-то великое, напоминавшее двенадцатый год, чувствовалось во всем, начиная с торжественного обещания императора Николая Александровича не заключать мира, пока хоть один вооруженный неприятель останется на русской земле. Страна дружно откликнулась на эти слова царя. Призыв шел по всей России. Главное управление Генерального штаба, принимая во внимание напряженную обстановку, считало, что под ружье встанет около 80 процентов запасных. Явилось 95 процентов, а также много добровольцев. Нападение внешнего врага как бы разрядило напряженную внутреннюю обстановку. Мобилизация протекала блестяще, в обществе настроение было приподнятое, на грани эйфории. Все горели желанием заступиться за братскую Сербию. Вчерашние космополиты оказались вдруг ярыми националистами. Жаль только, что часто брал верх необузданный, безрассудочный шовинизм, истерическая ярость против всего «немецкого». Некоторые даже фамилию меняли, если она звучала слишком «по-немецки». Одновременно с этим по всей стране началась охота на «немецких шпионов» – зачастую травля ни в чем не повинных людей. С помощью услужливой печати, которой вдруг всюду стали мерещиться переодетые прусские ротмистры, серьезное и всенародное дело защиты Родины превращалось в уголовный роман. Дмитрий, будущий юрист, очень хорошо ощущал нелепость этой шпиономании. Потому, видимо, и не верил в то, что и вправду «противник всюду». Недавно вместе с двоюродным братом Сашей Петрусенко Дмитрий побывал в военном лазарете. Дядя, немалый чин в полицейском департаменте, рассказал, что нынче в лазарете поправляется после ранения геройский парень, разведчик, их ровесник. И ребята навестили его, познакомились. Коля Кожевников оказался интереснейшим человеком, приветливым и простым. Дмитрий помнил, как перед войной одна американская газета учредила крупную премию тому, кто пешком обойдет весь свет, без копейки денег, зарабатывая лишь продажей фотографий. И что один сибиряк восемнадцати лет в это кругосветное путешествие отправился. Николай Кожевников был тем самым юношей. Он обошел полсвета, и август 14-го застал его в Австралии. Узнав о начале войны, парень прервал путешествие, решив ехать в Россию. Удалось найти русского консула, тот отправил его на пароходе в Японию, оттуда – в Россию. Из Сибири с одним из воинских эшелонов Николай попал на фронт – в Галицию, был зачислен в команду разведчиков. Проведя полтора года на передовых позициях, он заслужил два Святых Георгия и производство в офицерский чин. Пули обходили его, но однажды в разведке он все же был ранен... Сегодня Дмитрий уже сам заскочил к Николаю, принес тому своего любимого Фенимора Купера. Коля прошлый раз попросил: «Дай почитать что-нибудь американское. Я после войны все равно доберусь в Америку!» Посидели немного, поболтали, словно знали друг друга с детства. Но потом Дмитрий почувствовал, что его знобит, и поспешил уйти, чтоб не заразить раненого. Теперь, поднимаясь по лестнице наверх, к себе, он думал: «Надо бы какого-нибудь лекарства проглотить, а то и впрямь разболеюсь». Он снимал комнату в большом пятиэтажном доме Фраермана на центральной улице города – Сумской. С детства оставшись без родителей, он жил как родной в доме у дяди, воспитывался со своими двоюродными братом и сестрой. Но когда стал студентом, решил быть самостоятельным. Дядя не возражал, сам подыскал ему хорошую комнату недалеко от своего дома. |
