– Почему бы вам не остаться? Финал – лучшая часть, – вставила старая герцогиня. – Джон и Франческа присмотрят за мной.

– Боюсь, что усну, – сказала Катарина, не глядя на герцога. Она знала, как ей надо поступить, и решила так именно и поступить. Она не может ручаться за себя, если он снова захочет ее. Предательство! Эта мысль, мелькнувшая в ее уме, была для нее настоящим потрясением. Она любит его и собирается его предать. Зная, каков он, другого выхода она не видит. Она повернулась и подошла к нему. Он схватил ее за руку. – Я не останусь, – сказала она. – Но это был чудесный вечер, благодарю вас.

Она приподнялась и поцеловала его в щеку. Это был Иудин поцелуй, та же смесь любви и ненависти, обрекающая на смерть...

Оказавшись в своей комнате, она сменила простое черное платье на юбку и свитер, со шлепанцами. Положила маркер в карман юбки, раздернула занавески и села на кровать в ожидании. Это была сверкающая, ясная ночь, с полной луной. В ее свете мраморные горы казались покрытыми снегом; судя по скорости, с какой двигались облака, был сильный ветер. Внизу, в городе Маласпига, погасли огни; дома и церковь стояли безглазые в лунном свете. Она закурила сигарету, наблюдая, как ее кончик мерцает в полутьме, порожденной кроватными занавесками. Ее комната и все, что в ней находилось, были ярко залиты лунным светом.

Ей явно повезло, что ночь такая светлая: найти дорогу в трапезную впотьмах было бы очень трудно. За этот вечер она много раз старалась восстановить в своей памяти расположение комнат в Замке, представить себе, каков должен быть ее путь. На ее часах было одиннадцать тридцать. Комната старой герцогини выходила в этот же коридор, где спал Алессандро или слуги, она не знала, но подозревала, что выше. Одиннадцать сорок восемь. Ждать полуночи означало бы отдать дань суевериям. В самой полуночи не было никакой магии, никакой гарантии, что он спит и она не встретится с ним на пути вниз. Она встала, задернула кроватные занавески, подошла к двери, приоткрыла ее. Дверь слегка скрипнула. Выйдя, она сразу же остановилась, чувствуя, как неровно бьется ее сердце, и внимательно осмотрелась. В самом конце коридора, там, где была дверь герцогини, горел свет, остальная часть коридора была погружена в тень и тишину. Лестница, ведущая в главный зал, находилась на противоположном конце, где было очень темно.

Она вышла наружу, тихо закрыла дверь и направилась легким и быстрым шагом к лестнице. Лестница, спускавшаяся широкой спиралью на нижний этаж, тонула в такой тьме, что даже не было видно ступенек. Катарина нащупала веревочные перила и, крепко за них держась, стала спускаться; однажды она споткнулась и спаслась только тем, что вцепилась в веревку обеими руками. На повороте лестницы она внезапно увидела свет.

Совсем близко внизу была прихожая: свет исходил от двух настенных электрических ламп, висящих по обе стороны окованных железом дверей. Она остановилась на нижней ступеньке и прислушалась: нет ли кого-нибудь поблизости. Тишина стояла полнейшая. Она медленно вошла в зал, здесь было холодно, и она задрожала. Обстановка тут была самая скудная: массивный, окованный железными обручами сундук, два стула по обеим сторонам такого широкого и высокого камина, что, по словам Алессандро, в него уходил целый вагон дров, и огромная мраморная урна, наполненная цветами в горшках. Зал, в этом тусклом свете, казался больше и мрачнее, чем днем. Она пересекла его, поднялась на цыпочки, идя инстинктивно поступью человека, вторгающегося в запретное для него место, открыла дверь, ведущую в оружейную, озаренную ярким лунным светом, льющимся через сводчатые окна, и поспешила в трапезную. Трапезная была освещена серебристо-серым сиянием, льющимся через большое центральное окно; здесь лежали глубокие тени, в которых, невидимо для глаз, колыхались гобелены, волнуемые каким-то тайным сквозняком, а длинный стол вполне мог бы служить для пиршества привидений.