Альфредо всегда считал голову самой важной частью человеческого тела. Конечно же, душа находится в черепе, вместе с мозгом. Волосы – одно из чудеснейших творений Господних, они созданы для защиты головы от холода и жары. В основе его мании лежали вполне разумные соображения: он заботился о жизненно важной части своего тела и в то же время украшал ее. Ему казалось это совершенно естественным, и когда монахини самыми добрыми намерениями попытались вмешаться в его выбор шляп и чепцов, он отреагировал сперва резким отпором, затем жалкой апатией. Монастырь он вспоминал, только когда видел Франческу. Она хотела отослать его обратно, он знал это и так и не простил ей этого намерения.

Поужинал он с удовольствием; ему было веселее в компании; куда веселее, чем перебирать свою коллекцию шляп и чепцов и десятки раз примерять их. Он был вполне счастлив, когда семья жила во Флоренции, которую он не любил: шум и суета сбивали его с толку, но еще счастливее он был, когда вся семья собиралась в Замке. Он сидел на краю кровати, размышляя, не выбрать ли ему желтый шерстяной чепец. Ему нравилась его красивая белокурая племянница. В молодости шляпы были не единственным его интересом. Он хитро усмехнулся. Он всегда любил белокурые волосы, а в Маласпига была девушка с волосами излюбленного Тицианом цвета – золотисто-рыжими. Но это было так давно. Его ум беспокойно метался от одной мысли к другой. Он нахмурился. Да, племянница ему нравится, но не только потому что она красива, но и потому что относится к нему с должным уважением. Более того, она выразила свое восхищение его шляпами. И он не ложился спать, потому что тревожился за нее. Ей надо уехать из Замка. Нельзя допустить, чтобы с ней случилась какая-нибудь беда.

Он завязал пояс халата и подошел к двери. Выходить по ночам ему не разрешалось; он знал, что Алессандро рассердится, если узнает, что он нарушил запрет. Ведь он может споткнуться и упасть в темноте. И все же он открыл дверь; в коридоре горел свет. Однажды, некоторое время назад, он тоже вышел из комнаты и по пустым коридорам спустился вниз. Он помнил, что шел на кухню. Ему хотелось есть, а служанка забыла принести ему печенье. Увидев, что происходит внизу, он остановился и закрыл рот собранной в горсть ладонью. И все же застонал от страха и смятения... Неважно, что скажет Алессандро.

Он так и не узнал, что тогда случилось. Но он должен предупредить милую девушку с красивыми волосами, что ей небезопасно оставаться в Маласпига. Он ведь не такой дурак, как все думают. Он знает вещи, которые хотели бы от него скрыть. И он кое-что видел. И Альфредо крадучись пошел по коридору по направлению к лестнице.

– О Боже! – воскликнула Катарина. Его рука все еще лежала на ее плече, он смотрел на нее с легкой улыбкой. – Слава Богу, – шепнула она, – это вы. А я думала...

– Вы думали, что это Алессандро? – сказал Джон Драйвер. – Что вы тут делаете?

У него были бледно-серые глаза; это было единственное, что придавало какую-то привлекательность его заурядному, даже безобразному лицу. Заметив их выражение и чувствуя всю тяжесть руки, лежащей на плече, Катарина содрогнулась от ужаса. Он улыбался, но глаза, которые смотрели на нее, были глазами убийцы.

Ответила она бессвязно, дико пробормотала, не успев даже обдумать свой ответ:

– Сегодня утром... я потеряла одну вещь... И я искала...

– Вы искали наркотики, – сказал он с ласковой укоризной. – Я знаю о вас все, мисс Декстер; поэтому даже не пытайтесь лгать. Вы действовали очень ловко, поздравляю вас. Вы заслуживаете, чтобы вам раскрыли тайну. То, что вы ищете, – прямо у ваших ног.

Она посмотрела вниз, у скульптуры девочки был отбит нос, и на полу лежала груда белой пыли.

– Статуя делается из двух половинок, – сказал Драйвер.