— Бабуля это тебе. Кушай.

— Спасибо, солнышко. Здавствуй, аниран.

— День добрый, Мелея. Что тебя к нам привело?

— Тебя элотан кличет, — сказала она. — Он очень слаб. Постоянно бредит и пребывает где-то между сном и явью. Впадает в беспамятство, потом просыпается и пытается встать. Больше не может засыпать без «дыма забытья». Для него он единственное лекарство.

— Он так плох? — спросил я и почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Джон мне нравился. Хоть он никогда не рвался в бой, я испытывал к нему уважение. Он не был трусом. Он был самым настоящим прагматиком. Был рассудительным и уверенным, когда дело касалось общины, за которую отвечал. К тому дважды спас мне жизнь. Первый раз, когда приютил. Второй, когда сам получил ужасные раны. И я был многим обязан ему.

— Да, плох, — подтвердила Мелея. — Я боюсь, началось заражение. Он не идёт на поправку, а медленно угасает и только шепчет твоё имя. Я решила, что тебе пора с ним переговорить. Возможно, времени на это больше не будет.

— Спасибо, Мелея, — я принялся торопливо одеваться. — Я сейчас же отправлюсь к нему.

Я засунул ноги в тёплые ботинки, накинул тулуп и шапку и выскочил на двор. Добежал до избы знахарки и зашёл внутрь. Ненея сидела у изголовья кровати и вытирала пот со лба Джона.

— Здравствуй, аниран, — поклонилась она, увидев меня. — Он ждал тебя. Я не буду мешать. Подожду за дверью.

— Оденься. Там холодно, — дал совет я и она ему последовала. Кивнула, накинула полушубок и вышла за порог.

Джон действительно выглядел плохо. Небритое лицо вытянулось и осунулось. Тело было прикрыто несколькими шкурами, а руки, лежавшие поверх, дрожали. Совсем рядом на столике дымил чайничек и Джон иногда поворачивал голову и втягивал спасительный дым ноздрями.

Я вздохнул и присел рядом, чувствуя, как грудь сжимают тиски. Я понял, что он не выкарабкается. Сердце заколотило от жалости, а в глазах появились слёзы.

— Джон… Джон, ты слышишь меня? — его давно немытые волосы слиплись от пота, а голова, казалось, горела, когда я провёл рукой. — Держись, мужик. Ты справишься.

Он повернулся ко мне и посмотрел затуманенным взглядом.

— Иван, ты?

— Я, Джон.

— Скверные дела, Иван, — прошептал он. — Для меня…

— Погоди ещё. Не спеши себя хоронить. Организм победит. Ты только борись!

— Уже не важно… — еле выдавил из себя Джон и принялся искать мою руку.

— Как это не важно!? Да ты что!? Сражайся, твою мать! Без тебя у этих людей нет шансов! Ты должен жить хотя бы ради них!

— Я видел сон… — он всё-таки нащупал мою руку и крепко сжал. — И не один раз. Этот голос…

— Плевать на него!

— Погоди, послушай… Он перестал призывать тебя убить… Каждую ночь он шепчет другое… Теперь он требует, чтобы я передал свои силы тебе…

— Что-что??? Передал? Как?

— Он мне сказал, — голос Казинса слабел. Разговор давался ему тяжело. — Он мне объяснил… И я готов исполнить его желание…

— Разве это возможно? Мы же… Я думал…

— Сядь ближе, мой друг… Я устал… Я устал от этой боли… Я не справляюсь… Дай мне свою руку… Левую…

Джон втянул носом наркотического дыма, положил правую руку на прикрывающие тело шкуры и повернул ладонью вверх.