Майло заглушил мотор. Ближе к лесу тянулась полоса высохшей, вытоптанной травы футов десять шириной, на которой стояли три шатких складных столика, газонокосилка и несколько набитых, по-видимому, травой и мусором глянцево-черных пластиковых мешков. Дальше начиналась чаща.
Следом за Майло я направился к вкопанному у начала размокшей от росы тропинки шесту с двумя расположенными одна под другой табличками. Надпись на верхней гласила: ПРИРОДНЫЙ ПАРК. ПОЖАЛУЙСТА, НЕ СХОДИТЕ С ТРОПЫ. Стрелка указывала налево. Нижняя, разрисованная от руки различными по форме листьями, дикими ягодами, белками, зайцами и прочей мелкой лесной живностью, предупреждала о том, что с началом весны, когда дни становятся все длиннее и жарче, из своих нор выползают на поверхность ядовитые гады.
Мы зашагали вниз по спускавшейся длинными ступенями вдоль пологого склона тропинке. Вскоре в стороны от нее побежали другие, часто едва приметные дорожки. Сквозь густую зелень лишь местами падал на землю луч солнца.
На ходу мы оба молчали. Я продолжал строить свои теории, и Майло, судя по выражению его лица, был занят тем же. Минут через десять он свернул с тропы и углубился в лес. Аромат хвои усилился, напомнив своей резкостью пронзительный запах из аэрозольного баллончика с освежителем воздуха. Землю под ногами покрывал слой иголок, то и дело приходилось наступать на шишки.
Прошло довольно много времени, прежде чем Майло подошел к небольшой и ничем особо не примечательной полянке. Точнее, не полянке даже, а какой-то прогалине меж огромных, с потрескавшейся корой стволов старых сосен, выстроившихся подобно колоннаде греческого храма. Впечатление было такое, что находишься в помещении. Комната под открытым небом.
Крипта для жертвоприношений.
Чертог смерти... Я произнес эти слова вслух, но Майло на них никак не отозвался.
Издалека доносилось пение птиц и жужжание насекомых. Деревья, только стволы деревьев вокруг, за которыми ничего не видно, ни дорог, ни тропинок.
Большим пальцем Майло ткнул куда-то за плечо.
– Чаща заканчивается метрах в трехстах отсюда. Потом начинается пустошь с дорогами, за ней горы и опять дороги. Некоторые из них выходят на шоссе, но большинство обрывается тупиками. Вчера я тут все облазил, на машине и пешком, но не заметил ничего интересного за исключением белок да пары крупных ястребов. Они кругами парили в вышине, и я еще подумал, что они высмотрели какую-нибудь поживу, но ошибся. Там тоже было пусто. Других хищников тут нет.
Я обернулся. За густой растительностью ни намека на просвет.
– Как поступили с телом девочки?
– Доставили самолетом в Израиль и похоронили. Летала вся семья. Пробыли там с неделю, затем вернулись.
– По еврейским обрядам траур длится неделю.
Он вопросительно поднял брови.
– Когда-то работал в отделении раковых больных, – пояснил я.
Майло зашагал по прогалине, его фигура казалась несоразмерно огромной в тесном замкнутом пространстве.
– Тихое местечко, – заметал я. – Всего миля от автобуса, и так уединенно. Он наверняка хорошо знал окрестности.
– Беда в том, что это не сужает круг поисков. Здесь вечно полно народу.
– Но в тот день, к сожалению, поблизости не случилось ни души. Хотя, с другой стороны, может, кто-то и был.
– Что ты имеешь в виду? – Майло остановился.
– Молчание прессы. Кому известно, что именно нас здесь интересует?
Он задумался.
– Нужно посоветоваться с родителями. Только, боюсь, все равно поздно.
– Может, тебе удастся склонить их к компромиссу, Майло. Пусть газеты сообщат об убийстве, не называя имени жертвы. В общем-то, шансов мало, я согласен.
Майло пнул ногой ствол, забормотал что-то и вновь принялся мерять шагами землю. |