У Ленина было достаточно ясное понимание необходимости теоретического обоснования взаимоотношений России и Запада. Сталкивающиеся культурные тенденции нуждались в своем осмыслении. Лишь в тотальной организации видел Ленин путь для России к успешному социал-культурному соперничеству. Но и трудности сложно было переоценить: никогда еще в истории не было случая успешного противодействия Западу, даже в условиях тотальной централизации и планомерной рекультуризации общества. Революционный анти-модернизм нужно было повернуть в русло планомерного освоения действительности, многоликое разноплеменное население России, с ее недавним феодальным прошлым, — в общество организованных и дисциплинированных производителей.

Лишь лихолетье, разбитые вдребезги идеалы, жесткая встряска страны в ходе первой мировой войны позволили подойти к коммунистической рекультуризации как, по крайней мере, к чему-то, не противоречащему здравому смыслу. Анархизм населения можно было повернуть к созидательному коллективизму только лишь на фоне невиданных унижений 1914–1917 годов. В марте 1918 года, на низшей точке существования России за пятьсот лет, Ленин говорил ни о чем другом, как о дисциплине и самодисциплине. У Ленина не было иллюзий: «То, что происходит автоматически в политически свободной стране, в России должно быть реализовано сознательно и систематически посредством организации».

Пролетарский интернационализм стал новой верой страны, и он странным образом нес с собой и антиинтеллектуализм и ксенофобию. В условиях идейного шторма вокруг имени и теорий Ленина ныне нетрудно потерять хладнокровие. Но все же, минимальная научная честность заставляет признать, что Ленин, яростный борец за модернизацию своей страны, непримиримый враг капиталистического Запада был прежде всего поглощенным крайними идеями русским патриотом, увидевшим для своей страны выход (и перспективу развития) в социальном восстании на антизападной основе. Практика, жестокости гражданской войны с трудом поддаются прощению его главной жертвы — народов России, но при этом желательно все же избежать примитивного «око за око». В русское государственное искусство и в русскую социальную мысль Ленин вошел с идеей объединения всех антизападных сил с целью «модернизации без колонизации». Достаточно много прошло времени, чтобы увидеть в Ленине патриота, восхищавшегося западной эффективностью и достижениями, но стремившегося их повторить на основе независимости от Запада. Примитивные эпигоны и слабые последователи второй половины века довели идею до абсурда, но в горниле мировой войны, мирового кризиса, ужасов внутризападного конфликта идеи Ленина разделялись далеко не маргиналами, а мощными идейными силами как вне Запада, так и на самом Западе.

Вождь глобального противостояния жертв Запада самому Западу не добился желаемого, но социальный антизападный взрыв не был бурей в стакане. Это было величайшее за тысячу лет социальное восстание против Запада. Большевики, в сущности, пообещали создать в России строй и государство не ниже, а выше западного уровня. Множество чиновников, военных и интеллигентов так или иначе пошли за этим лозунгом, щадившим национальную гордость, смягчавшим боль поражения, нейтрализовавшим комплекс неполноценности. Ярость, с которой большевики утверждали, что обойти Запад возможно, потрясала. Она была привлекательной для достаточно многих, такова природа человека.

Ленин был создателем наиболее убедительно звучавшего проекта обгона Запада, он был самым убедительным антизападным западником. Не смущаясь наличными обстоятельствами он талантливо убеждал в возможности исторически обойти лидеров мирового развития. Его теории о союзе страдающего от Запада пролетариата и населения колониальных стран способствовали созданию первой могучей антизападной коалиции на основе коммунистического интернационала.