|
Братья Гленне все ему испортили. Гитлер бушевал, он ненавидел их больше всех на свете и отправил в Норвегию самых страшных эсэсовцев, чтобы их схватить. Тогда близнецы бежали в лес и прятались в тех укрытиях, о которых рассказал им отец. Они перебегали из одного в другое, а за ними по пятам гнались патрули с собаками, так близко, что им слышны были собачий лай и отдаваемые на немецком, самом ужасном из всех языков, команды. Но если одного из них и удавалось схватить, то второй всегда ускользал, потому что оба они поклялись скорее погибнуть, чем выдать брата.
Бреде так возбуждался от этих игр, что не мог потом заснуть всю ночь. Иногда ему приходило в голову разбудить Акселя, чтобы подтвердить верность этому договору: «Ты никогда меня не выдашь. Я никогда не выдам тебя».
Даже когда они не играли, Аксель чувствовал, что он в ответе за брата, что никто другой не сможет справиться с ним. Всякий раз, как Бреде устраивал какую‑нибудь каверзу, родители заводили разговор о том, что оставлять его дальше дома просто невозможно. Аксель понимал, что это пустые угрозы, просто чтобы заставить Бреде образумиться; он и помыслить не мог, что они действительно могут так поступить… Но Бреде был не в состоянии образумиться. Через неделю после того, как был застрелен Балдер, Бреде отослали прочь.
Они сидели с Марлен на диване и играли в компьютерную игру «Праздник в джунглях», когда около половины двенадцатого появилась Бия. Она остановилась в дверях гостиной, разглядывая их. Аксель все еще был в трусах и футболке, Марлен – в ночной рубашке.
– Так вот вы где!
– Не мешай, мама, не видишь разве, мы работаем?
– Ах вот оно что, теперь это так называется!
– А ты не знаешь разве, что игра для детей – это то же самое, что для взрослых работа?
– Ну да, ты права, наверное. А как же с папой, он‑то не ребенок – во всяком случае, не совсем?
– Папа отдыхает, это только я работаю.
Бия встала позади них и некоторое время следила за тем, что происходит на экране. Потом она наклонилась и обняла их, обоих сразу, прижалась к каждому щекой – к одному левой, к другой правой. Аксель закинул руку назад и забрался Бии под халат, под которым у нее все еще ничего не было.
– Ну ты хорош! – прошептала она ему на ухо.
– Прекратите шептаться! – запротестовала Марлен.
– Я только сказала твоему отцу, что он хорош.
– Ты ему мешаешь, – пожаловалась дочь, – смотри, он сейчас из‑за тебя жизнь потерял. Очень ему от этого хорошо?
Бия послушалась и ушла на кухню. Оттуда она крикнула:
– Ты газету читал, Аксель?
– По диагонали.
Она, встревоженная, вышла к ним с развернутой газетой:
– Ты видел, женщина пропала в лесопарке!
Он все еще сражался с пультом управления.
– Ты знаешь, кто она? – спросила Бия. – Хильда Паульсен, мой физиотерапевт.
Только теперь до него дошло, он поднялся с дивана и подошел к ней.
Сощурив глаза, Аксель прочел заголовок, на который показывала жена.
Он позвонил на номер дежурного в полиции. Объяснил, по какому поводу звонит. К телефону пригласили женщину, говорившую на ставангерском диалекте. К тому же голос у нее был необыкновенно громкий.
– В какое время вы встретили ее?
Аксель задумался. Он добрался до озера Бланк‑ванн около половины пятого. С учетом спущенной камеры ему понадобилось что‑нибудь около двадцати минут, чтобы спуститься к Уллевол‑сетеру. На часы он посмотрел, только когда добрался до озера Согнс‑ванн, и это было уже в четверть седьмого.
– И как она вам показалась? Я имею в виду, в каком настроении она была?
Аксель отодвинул трубку подальше от уха:
– Да ничего особенного, в хорошем настроении. |