Бармен понимающе кивает. Он знает, как могут надоесть вонючие гады.

Напоследок я хлопаю дверью так, что в окнах «Босфора» дрожат стекла. На улице я вкладываю пистолет в кобуру и быстро направляюсь к «Форду». Я не сажусь в машину, а остаюсь стоять, прислонившись к капоту. Меня должно быть хорошо видно из «Босфора».

И если я что‑нибудь в чем‑нибудь понимаю, то бармен сейчас набирает номер Пети и говорит ему о том, что какой‑то тип с «пушкой» только что ввалился в «Босфор» и клялся, что замочит эту жирную скотину, то есть тебя, Петя, и вдобавок материл тебя... Как он выглядел? Сейчас я расскажу, как он выглядел. Да, похож. Он никуда не свалил, он стоит на улице возле своей тачки и ждет. Да уж, Петя, приезжай и сделай что‑нибудь. Такие психи нам тут совсем некстати. И неудобно перед людьми – что они о тебе подумают, если какой‑то козел себе позволит так тебя поносить...

Приезжай, Петя. Мы все с нетерпением тебя ждем.

Глава 27

То, что Петя сильно не в духе, было видно по тому, как он вел машину на подъезде к «Босфору». Резина взвизгнула, когда его «девятка» вынеслась из‑за угла, а потом, нервно вихляясь из стороны в сторону, полетела к кафе. Петя так затормозил, что мне стало жалко его покрышки. Он вывалился из машины на улицу, взлетел по ступенькам в «Босфор» и пару секунд спустя выскочил наружу.

Он был в бешенстве. Причем настолько, что терял над собой контроль. Болван. От «Босфора» Петя кинулся к своей машине, потом дернулся к парковой ограде, замер и наконец‑то сообразил оглядеться. Я не прятался, и Петя довольно быстро меня высмотрел. Теперь его ярость получила точное направление.

По‑бычьи склонив голову и сжав пальцы рук в два увесистых кулака, он кинулся в мою сторону. Из окон «Босфора» высунулись несколько заинтересованных лиц. Может быть, они даже делали ставки на меня и на Петю. Если бы у меня был красный носовой платок, это еще больше напоминало бы корриду.

Я стоял, не двигаясь с места, скрестив руки на груди. Приближение Пети напоминало стихийное бедствие, нечто вроде тайфуна или смерча – встречные торопились убраться с его пути, с опаской поглядывая вслед.

– Ты! – завопил он, выставив в мою сторону указательный палец, похожий на сосиску. – Покойник! Укатаю в бетон гада! Сотру в порошок!

Его багровая морда – слово «лицо» тут было явно неуместно – свидетельствовало о том, что Петя созрел. Я завел его еще позавчера, тем вечерним разговором. Сегодня он был обижен не на шутку. Знать, что какой‑то дохляк, недавно валявшийся у тебя в ногах, бегает по городу и поливает твое имя грязью, – к такому Петя не привык. В своей бешеной решимости стереть меня в порошок он упустил из виду, что сегодня он был один – это во‑первых. А во‑вторых, сегодня я был готов к встрече. Не он застал меня врасплох, а я выманил его сюда.

На его оскорбления я ответил коротко.

– Свинтус, – сказал я, – не порть воздух.

Он взвыл и кинулся вперед. Я не сомневаюсь, что, попади я под его кулак, Петя смог бы выполнить свою угрозу насчет порошка. Кулаки у него были еще те. И видя, что я стою у «Форда», не собираясь бежать, Петя по наивности решил, что легко повторит все то, что делал недавно у фокинского дома.

Петя махнул правой рукой, и та рассекла воздух над моей головой. Я поднырнул под зубодробительным устройством, что у Пети называлось кулаками, и коснулся Петиного живота электрошокером.

Эффект получился поразительный – Петя будто отключился от источника энергии, которой он подпитывался до этой секунды. Он вздрогнул, вытянулся и повалился на асфальт, широко раскинув руки.