– Раз уж я тебя втравил в эту историю, так я хочу тебе маленькую компенсацию устроить. На твой спокойный сон это не должно повлиять. – Я разделил пачку на две примерно равные части и протянул одну из них Гарику. Он взял деньги, посмотрел на меня и устало кивнул.
– Спасибо, Костик.
– Тебе спасибо. – Я поднялся и посмотрел на часы. – Поеду в больницу, посмотрю, как там мой парень...
– Поезжай, – сказал Гарик. – Парень должен тебе... Не знаю, что он тебе должен. Ты его из ада вытащил.
– Может быть. – Я вспомнил клуб железнодорожников, битком набитый ровесниками Кольки. Это тоже напоминало ад. Но у меня было всего лишь две руки, чтобы вытаскивать из преисподней. Из места, которое не имеет дна, которое не имеет границ. Мои две руки в этой драке – что две капли воды, пролитые на лесной пожар. Но это не повод отправляться на пенсию и выращивать в огороде капусту, пребывая в счастливом неведении об аде за дверями дома.
Я пожал Гарику руку и пошел к двери. На стене висело чудом уцелевшее в перестрелке зеркало, и в его отражении я увидел, как Гарик положил деньги на стол. И подтолкнул их к остальной куче вещественных доказательств.
Вымирающий вид.
Глава 38
Она была такой же, как в день нашего знакомства. Черные джинсы, черная майка. Настороженный взгляд серых глаз. Рюкзачок лежит на полу больничного вестибюля, между ножек стула, на краешке которого сидит сама Кристи.
– Привет, – сказал я. – Давно ты здесь?
– Только что приехала. Сейчас должен выйти врач.
– Давай подождем, – проговорил я и присел на соседний стул.
– А его родителям вы позвонили? – спросила Кристи. Я отрицательно помотал головой. Мне почему‑то совсем не пришло в голову, что надо сообщить Фокиным. О Кристи я подумал, а о них нет.
– Сейчас пообщаемся с врачом, тогда и позвоню, – сказал я. – Когда будет какая‑то ясность.
– Правильно, – согласилась со мной Кристи и вздохнула. – Ему же всего восемнадцать лет.
– Ему уже восемнадцать.
Врач – хмурый дядька лет сорока с тонкими усиками под орлиным носом – оглядел нас и спросил:
– Вы кто? Родственники?
– Какая разница, – сказал я. – Больше все равно никого здесь нет. Только я и она.
– Большая разница, – мрачно заметил врач. – Мне нужны его родственники, чтобы они дали согласие на операцию.
– Какую операцию? – Кристи побледнела. Не время было об этом думать, но в эти секунды у нее были фантастически красивые в печали глаза.
– У вашего Фокина черепно‑мозговая травма, – сказал врач, глядя куда‑то в сторону. – Требуется немедленная операция. Иначе – летальный исход в течение трех‑пяти часов. Мне нужно согласие родственников, потому что сам он в бессознательном состоянии...
– Я могу позвонить родителям, они приедут сюда, но это займет время.
– Сколько?
Я прикинул расстояние до фокинского дома, сбросил отсутствие пробок в ночное время, добавил минут десять на сборы...
– Минут сорок, – сказал я. – Если я немедленно поеду за ними на машине, то вернусь минут через сорок. Максимум – пятьдесят.
– А побыстрее нельзя? – поинтересовался врач. – Он будет лежать пятьдесят минут на операционном столе... А мы будем стоять и ждать? Без согласия родных я не могу начать.
– А если я? – не очень уверенно подала голос Кристина.
– Что?
– Если я подпишу бумаги. |