|
Правда, это была субботняя «Таймс». По обычным дням газета в последнее время печатала большие статьи и очерки, раздуваясь, как медведь перед зимней спячкой. Но субботний выпуск оставался, согласно моде, тонким и изящным. В то же время многие по субботам делали перерыв и «Таймс» не читали, готовясь нанести удар по объемному воскресному выпуску. Поэтому не исключено было, что наши предполагаемые клиенты вообще не возьмут в руки субботней газеты. Объявление должно было печататься в газете в течение недели, но теперь, поглядев на несколько строчек своего объявления, напечатанного на одной из последних страниц, я уже не очень-то верил в успех предприятия. Мы не можем на это рассчитывать, решил я. Желательно было бы как можно скорее разработать запасной вариант.
– Ух, ты! Я рада, что сходила за газетой, Берни. – Я тоже, – сказал я. – Надеюсь только, что не ты одна побеспокоилась о том, чтобы приобрести утреннюю газету. У нее в руках, однако, была первая часть газеты, и она что-то в ней нашла: – Прочитай-ка лучше вот это. Я взял и стал читать. Маленькая заметочка на одной из последних страниц. Ее довольно-таки некстати поместили среди международных событий: она к ним мало относилась. Бернард Роденбарр, прочитал я, в прошлом осужденный за кражу со взломом, а в настоящее время разыскиваемый полицией в связи с расследованием дела об убийстве Маделейн Порлок в собственной квартире на Восточной стороне в четверг, едва избежал ареста в минувшую ночь. Пытаясь влезть в магазин «Барнегатские книги» на Восточной Одиннадцатой улице и застигнутый врасплох бдительным полицейским, Роденбарр выхватил пистолет и обменялся с ним несколькими выстрелами. Полицейский, прочитал я далее, получил ранение в ногу и был доставлен в больницу св. Винсента, где ему была оказана помощь. Взломщик же, превратившийся в вооруженного бандита, владелец упомянутого магазина, убежал с места происшествия. Очевидно, он не пострадал. В последнем абзаце, между прочим, упоминалось, что на этот раз Роденбарр изменил внешность, надев тюрбан и приклеив себе фальшивую бороду. «Но меня-то он не провел, – сказал патрульный Фрэнсис Рокленд. – Мы умеем видеть то, что находится под маскировкой, тем более такой явной. Я сразу же узнал его по фотографии». – Сикх, – сказал я Каролин. – Ну что ж, вот тебе первый человек, который охотится за книгой. Иначе он не пытался бы вломиться в магазин, чтобы найти ее. Интересно, не его ли ты вчера заметила? Помнишь, ты рассказывала о человеке, наблюдавшем за магазином. – Может быть. – Бульварные газетенки, вероятно, представят это более театрально. Они обожают иронию, а что может быть ироничнее – взломщик, застигнутый на месте преступления: при попытке взломать дверь своего собственного магазина? Если бы они знали, какая горькая ирония заключается во всем этом на самом деле! – Что ты хочешь этим сказать? – Полицейский мог арестовать сикха. Это не сняло бы с меня обвинения в убийстве, но по крайней мере на меня не повесили бы новое преступление. Или сикх мог оказаться менее метким стрелком, и тогда меня бы не обвиняли в ранении полицейского. Ранить полицейского – это более серьезное преступление, чем убить человека штатского. По крайней мере с точки зрения полицейских. Или, если уж сикху непременно нужно было в него попасть, он мог бы убить юного мистера Рокленда. Тогда последний вряд ли сумел бы утверждать, что это сделал именно я. – Не говори так, Берни. Ты ведь не хотел бы, чтобы полицейский был мертв. – Нет. С моим везением он прожил бы еще несколько минут, чтобы сообщить собрату по профессии, кто его убил. Тогда я стал бы убийцей полицейского. А что, если это увидит Рэнди? Первое-то сообщение она, очевидно, не заметила или не увязала с моей персоной, потому что прошлой ночью ее не особенно волновало то, что ты дала приют человеку, который скрывается от полиции. |
