– Ну что, Володя… С Богом.

– С Богом, Павел Дмитриевич.

Оба троекратно расцеловались.

– Все запомнил?

– Так точно.

– Документы у тебя надежные. Но… постарайся им все же не попадаться. Схему, по которой ты уйдешь в Финляндию, не забудешь?

– Никак нет, – снова отозвался Сабуров.

– Сразу же после того, как перейдешь границу, дай телеграмму в Ленинград. Ты должен сделать это до девяти утра – это будет означать, что с тобой все в порядке. Мой друг будет тебя страховать. – Полковник нахмурился, кашлянул. – Ну, прощай. Пора… Да хранит тебя Бог.

Обнялись еще раз. Шептицкий перекрестил Сабурова. С пронзительной печалью заревел паровоз, раздался перестук буферов. Владимир поднялся на подножку.

Проследив за тем, как он скрылся в тамбуре, Шептицкий нервно сглотнул комок в горле.

В маленьком пустом городишке недалеко от границы Владимир должен был встретить проводника. Он знал, что в приграничных районах целые семьи занимались опасной, хотя и очень выгодной работой – переводили людей через границу Совдепии и обратно. Знал он и о том, что если красные накроют его во время перехода границы, то не пощадят ни его, ни проводника. Тут, в этих глухих лесах, ставших пограничными всего восемь лет назад, шла настоящая необъявленная война.

Хозяин корчмы, краснолицый крепкий эстонец, молча налил Сабурову кружку пива, небрежно смахнул в кассу трехмарковую монету и высыпал на тарелочку сдачу – несколько звонких пенни. Усаживаясь за деревянный, отполированный десятками локтей стол, Владимир мельком взглянул на большие напольные часы, стоявшие в углу. Была половина десятого вечера, а проводник должен был появиться в десять.

Потягивая холодное крепкое пиво, Сабуров прислушался к себе. Как-никак это было его первое боевое задание после девятнадцатого. Но никаких даже отдаленных признаков волнения не было и в помине. Это порадовало его, и Владимир почти бездумно наслаждался этим сидением в маленькой провинциальной корчме, вкусом горького, хмельного пива, уютным тиканьем часов в углу, тихим свистом хозяина, протиравшего полотенцем тарелки…

Проводник появился ровно в десять, как и было уговорено. Это был хлипкий, заросший чахлой бороденкой мужичок, одетый в видавшую виды русскую солдатскую шинель без хлястика и высокие грязные сапоги до колен. Быстро окинув взглядом помещение, он направился к Владимиру и приглушенно спросил по-русски:

– Они тут к пиву дают чего-нибудь?

– А ты у хозяина спроси, – кивнул Сабуров на стойку. Пароль и отзыв были правильными.

Проводник спросил чаю и подсел к Владимиру. Оба смотрели друг на друга с любопытством. Сабуров пытался понять, русский проводник или эстонец, а тот явно чего-то ждал, барабаня пальцами по столу.

– Ну, мил человек, ты рассчитываться со мной будешь или как? – наконец произнес проводник еле слышно и с такой выразительной интонацией, что сомневаться в его русском происхождении стало глупо.

Владимиру стало и смешно, и досадно. Он и в самом деле забыл о том, что должен расплатиться с проводником за услугу. Торопливо расстегнув портфель, Сабуров извлек аккуратно упакованную пачку эстонских марок и протянул проводнику. Тот, не пересчитывая и не поблагодарив, сунул деньги за пазуху и молча принялся за чай.

Из города вышли в одиннадцатом часу. Почти сразу за околицей начался суровый, густой лес, рассеченный пополам разбитой, раскисшей от дождя дорогой. Некоторое время проводник и Владимир шли обочиной, потом свернули в чащобу. Минут через двадцать начался дождь – сперва слабый, потом все сильнее, злой…

Идти приходилось без троп, настоящим буреломом.