— Нет, папа, это ты пообещал дяде Джей-Зи… — сказала она, довольная тем, что уела отца.

— Малыш, мы вместе пообещали. Если ты что-то начала, надо это довести до конца.

— Папа, тебе все равно, что я больше не хочу? — спросила Уиллоу.

— Нет, конечно, нет, милая, но останавливаться нельзя.

— А почему, пап? Мне было весело, но я больше не хочу.

— Я понимаю, но можно будет закончить только тогда, когда сделаешь все, что пообещала.

Эта идея была для нее совершенно чуждой. Она посмотрела на меня без обиды, без злобы — просто с легким недоумением. А потом уступила:

— Ну ладно, пап.

Мы полетели домой.

Семья Смитов оглушительно покорила Европу. Я стал готовиться к следующей операции — установлению мирового господства. Одним прекрасным утром в «Ее озере» я как раз договорил по телефону с Джей-Зи, и тут Уиллоу прискакала на кухню завтракать.

— Доброе утро, пап, — весело сказала она, залезая в холодильник.

Моя челюсть отвисла, отвалилась и упала на пол кухни. Моя трясущая шевелюрой царица мира, будущая мировая суперзвезда, сверкала лысиной. Ночью Уиллоу обрила голову налысо. Мои мозги замкнуло — как же она теперь будет трясти шевелюрой? Кто захочет за деньги смотреть, как лысый ребенок просто трясет головой?

Но не успел я ничего сказать, как почувствовал: что-то в моем сознании медленно сместилось и встало на место. В этот миг божественного озарения она смогла до меня достучаться. Я не был зол, я был потрясен. Это было то чувство, когда ты рассеянно глядишь в телефон, ступаешь с тротуара прямо под автобус, но в последнюю секунду кто-то тебя спасает.

Именно так Уиллоу спасла меня, словно маленький ловец над пропастью во ржи. Я наклонился, посмотрел ей в глаза и сказал:

— Я все понял. Прости меня, пожалуйста. Я тебя услышал.

Как бы странно это ни звучало, но в тот момент я обнаружил, что существует такая странная вещь — чувства.

Папа, тебе все равно, что я больше не хочу?

Я знаю, что это странно звучит, но от слов Уиллоу мое мировоззрение треснуло, как колокол Свободы. Один простой вопрос, который дочка задала отцу, затронул гораздо более серьезную проблему. На самом деле она спросила меня: «Неужели тебя не волнуют мои чувства?» Это был очень глубокий вопрос о человеческом существовании. Возможно, это вообще самый важный вопрос для людей. Ты думаешь о моих чувствах?

Хоть ей и было всего десять лет, и на деле я уже ответил ей, что мне не все равно, и не стал дальше на нее давить, про себя я задумался — а как бы я ответил на самом деле? Я всерьез стал рассуждать, каково мое мировоззрение касательно чувств других людей. И вывод, к которому пришел, поразил меня самого.

Вслух я бы этого никогда не сказал, но мой честный ответ на «ты думаешь о моих чувствах?» звучал бы как-то так:

Вообще-то нет, дорогая моя. В списке моих забот твои чувства стоят на седьмом месте, вот смотри:

1. Еда

2. Крыша над головой

3. Безопасность

4. Ум

5. Сила

6. Работоспособность

Во-первых, я забочусь, чтобы ты ела… каждый день. Во-вторых, я забочусь о том, чтобы тебе было, где жить. В-третьих, я забочусь о твоей безопасности. В-четвертых, я забочусь, чтобы ты была умной и твой разум был способен решать проблемы, которые возникают в жизни. В-пятых, я забочусь, чтобы ты была сильной, потому что жить в мире нелегко. И в‐шестых, я забочусь, чтобы ты умела работать — я хочу, чтобы ты сделала свой вклад в судьбу человечества.