В дискуссиях с другими членами жюри я узнал о кино больше, чем за всю жизнь, но смотреть и обсуждать по три фильма в день было очень тяжело как физически, так и морально.
Перед ужином оставалось посмотреть еще один фильм, и мне очень нужно было передохнуть в тишине. У меня было полчаса на то, чтобы сходить в спортзал, прежде чем вернуться в жюри. Я сказал себе, что это мое личное время, только для меня одного, и пообещал себе, что никому не позволю его у меня отнять.
Я зашел в абсолютно пустой спортзал. Хвала небесам. Я пошел к тренажеру для пресса — мне хотелось пятнадцать минут покачаться, пятнадцать минут побегать и свалить. Идеально.
Я как раз принялся делать второй подход, когда в зал зашел молодой черный парень. Он тут же заметил меня, вытащил свой телефон и судорожно стал включать камеру.
— Эй, Уилл, — заговорил он с британским акцентом, поворачивая свой телефон горизонтально. — Передай привет моему братишке!
Он подошел совсем близко. Я протянул руку и закрыл его камеру ладонью.
— Извини, дружище, но я занят.
— Да делов-то, одно коротенькое видео, — ответил он. — У моего братишки синдром Дауна. Он тебя обожает. Я обещаю, всего пару секундочек. Фреш Принц — одна его радость в жизни.
Дядя Пушистик: Уилл, запиши видео. Это даже не для него самого. Это для мальчонки с синдромом Дауна.
Я: Но я пообещал себе, что это мое личное время. Нельзя же меня снимать без спроса.
Дядя Пушистик: Он так обрадовался тебе. Он явно большой фанат. У парня одна радость — Фреш Принц. Не будь козлом.
Я: Я и не козел. Я стараюсь держать данное себе слово. Я имею право не записывать видео, когда не хочу этого делать. Могу же я беречь личное пространство?
Дядя Пушистик: Да у тебя этого пространства хоть отбавляй — дома, лимузины, пентхаус в отеле, частные самолеты. Кстати, всего этого дерьма у тебя бы не было, если б ты раньше начал загоняться этим своим «поиском себя»…
— Уилл, да тут больше нет никого, только мы двое. Пожалуйста, просто передай привет…
Для этого парня я выглядел как полный псих. Я так и продолжал закрывать камеру его телефона рукой, глядя в пустоту, пока в моем сознании шла ожесточенная перепалка.
— Прости, парень, но мой ответ — «нет».
Я навсегда запомнил его обиженный взгляд. У меня до сих пор слезы на глаза наворачиваются, если я об этом думаю. Он смотрел на меня и не верил — Уилл Смит ведь не такой…
— Почему нет? — спросил он.
Я помолчал, подбирая самый честный ответ.
— Потому что мне не хочется.
Он покачал головой в отвращении, повернулся и ушел из зала. Я, конечно, сдержал свое слово, но в моей войне с самим собой пострадал невинный человек.
До пробежки у меня дело так и не дошло. Я отправился в свой номер и не мог перестать рыдать.
Следующие два года мы с Микаэлой были неразлучны. Она раз за разом повторяла: «Исследуй. Испытывай. Экспериментируй. Раскрывайся». Она выпустила на волю моего внутреннего необузданного следопыта, которому заслоняли обзор обязательства и ожидания, предъявляемые «Уиллу Смиту». Микаэла посоветовала мне «пробовать новое» и «знакомиться с новыми людьми», чтобы вновь распалить мой дух исследователя и искателя приключений. Я буквально рвал с ветвей и пробовал новые плоды — гуаву в Колумбии, дикую малину в Швеции, лучшее личи на моей памяти в Тайпэе. Особенно мне понравился целый фруктовый салат где-то в окрестностях Сан-Паулу. Как-то раз мне предложили попробовать банан в Барселоне, но я плоховато говорю по-испански, и, может быть, что-то неправильно расслышал.
— Когда ты вырвешься из плена «Уилла Смита», мы внимательно рассмотрим все убеждения, конструкты и парадигмы, которыми ты себя ограничивал, — сказала Микаэла. |