Каракалла, снявший бороду с тех пор, как он очутился на Востоке, кусал губы от нетерпения. Почему медлит старик? Августу не терпелось прибавить к своим триумфальным званиям заманчивый титул «Парфянский»...

К вечеру дня, посвященного Марсу, после яростной защиты Арбела пала. С наступлением сумерек, когда город был уже во власти разнузданной солдатни, Каракалла вступил в главные ворота в сопровождении скифской конницы при свете факелов. Над вифиским предместьем вставало зарево. Там горели торговые склады. Ступенчатая башня храма чернела на фоне зарева странным видением. Озаренный багровым светом факелов, в пурпурном плаще, на любимом белом каппадокийском жеребце, не удержавшись от того, чтобы не надеть на голову лавровый венок, Каракалла ехал в сопровождении друзей по заваленной трупами улице. Толпы солдат бродили около разграбленных лавок, ссорясь из-за добычи. Из дверей ближайшего дома вышли два солдата. Они старались вырвать друг у друга мех с вином, оглашая воздух омерзительной бранью, на какую способен только солдат сирийских легионов.

– Вы чего не поделили, товарищи? – остановил Каракалла коня.

– Разреши наш спор, август! – завопил один из солдат. – Пусть он отдаст мне мех. Я первый нашел его в погребе.

– Коровья голова! – урезонивал его другой. – А кто убил парфянина? Ты или я?

– А вы разрубите мех мечом на равные части, – предложил император и поехал дальше, а один из скифов проткнул мех копьем и вино полилось из похудевшего на глазах меха.

– Погубил вино, проклятый скиф! – кричали солдаты.

При штурме Арбелы был смертельно ранен легат Пятнадцатого легиона Цессий Лонг. Случайная стрела, упавшая точно с небес, вонзилась ему за ключицу, в том месте, где кончается обрез панциря. Среди ужасного замешательства солдаты сняли легата с коня. Из его рта хлынула кровь, но он успел прошептать:

– Корнелин, прими легион...

Поздно вечером, когда была окончательно занята Арбела, Корнелин, Аций и другие трибуны собрались в палатке валетудинария у ложа Лонга. Около него хлопотали Александр и еще один врач по имени Иосиф, иудей из Антиохии, знаменитый хирург. Лонг лежал с закрытыми глазами. Грудь его высоко поднималась от судорожного дыхания. Трибуны с тревогой смотрели на врачей.

– Можете вы его спасти? – спросил шепотом Корнелин.

Едва сдерживая слезы, Александр покачал головой. Легат в это время открыл глаза.

– Арбела... – прошептал он.

Трибуны приблизились. Корнелин сказал:

– Арбела пала.

– Это ты, Корнелин? А где Аций? Я плохо вижу... В моих глазах туман...

– Я здесь, легат, – упал перед ним на колени Аций.

Лонг погладил его по голове рукой.

– А Вадобан – опять спросил Лонг.

– Убит, – ответил Корнелин. – Валерий и Саллюстий Траян тоже погибли...

Лонг снова впал в забытье. Стрела порвала дыхательные пути, залила внутренности кровью. От такой раны спасения не было. Мутно горели в шатре светильники. Корнелин, Аций, седой Никифор, Теренций Полион и Аврелий Гета стояли у изголовья, готовые принять последний вздох легата. В час третьей стражи Цессий Лонг снова открыл глаза. Иногда, точно в бреду, он шептал бессвязные слова. Один раз присутствующие поняли, что он повторяет название родного городка в Иллирии. Там у него доживали свой век престарелые родители, там были у него дом, пенаты, виноградник, гроздьями которого он лакомился в детстве. Там стоял у пыльной дороги сельский храм Цереры, кричали на лужайках гуси, пастухи в овчинах гнали стада. Мать пекла ячменные лепешки...

Едва справляясь с хриплым дыханием, легат произнес:

– Орлы.