Слуги старались не попадаться нам на пути, пока мы стремительно пронеслись сквозь Лувр, спустились по широкой лестнице, и, наконец, выбрались на свежий морозный воздух, столь редкий и непривычный для Парижа.

За нами неотрывно топал давешний мушкетер, принесший дурную весть. Что же, старая традиция — устраивать неприятности подобным посланцам. Вот и ему не повезло.

— Ваше имя? — отрывисто спросил я.

— Шабо.

— Вы отправляетесь со мной, господин Шабо. Первым делом, покажете мне место нападения!

В этот же момент д’Арамитц появился из боковой двери в сопровождении пары десятков мрачного вида монахов в кирасах и с мушкетами в руках.

— Они поступают в ваше полное распоряжение, — сообщил он. Монахи дружно кивнули. — Лошадей возьмите на королевской конюшне!

Не прошло и десяти минут, как мы уже мчались по ночным улицам Парижа, яростно подстегивая лошадей. Впрочем, наше путешествие продлилось не слишком долго.

— Это произошло здесь! — сообщил Шабо, показывая пальцем на один из перекрестков, как раз по дороге к Бастилии. — Нас атаковали вот с этой улицы, и, не успели мы понять, что происходит, двое были уже мертвы… потом завязалась схватка, оба господина лейтенанта сражались, словно сами дьяволы, но силы были не равны…

Тела убитых еще не успели убрать с улицы, и зеваки толпились вокруг, громко обсуждая нападение. Пара стражников с факелами в руках топтались на мостовой, явно не зная, что делать дальше.

Я спрыгнул с лошади и огляделся. Убитых было пятеро, все застрелены в упор. Когда мушкетная пуля попадает в живую плоть — это ужасное зрелище. Руки-ноги отрывает напрочь, а тела калечит настолько, что опознать бывает сложно. Здесь все было в худшем из вариантов — снег вокруг весь в свежей крови, куски мяса, бывшие еще недавно мыслящими людьми, в черных плащах роты королевы на земле, следы успели слегка затоптать, и разобраться, что и как произошло, можно было лишь со слов свидетелей. Не доверять Шабо причин не имелось, так что задерживаться на перекрестке мы не стали.

Знаком подозвав стражников ближе, я выяснил, что нападавшие и карета убыли в сторону Бастилии, а те из охранников, кто уцелел, включая д’Артаньяна и Портоса, чуть оклемавшись, помчались следом за ними.

Гасконец и коротышка остались живы — это главное. А до маркиза я доберусь, даю слово!

До ворот Сент-Антуан было рукой подать, и наш отряд оказался там буквально через десять минут, молнией пронесшись по ночным улицам. Монахи, на удивление, не отставали. Вообще, в них чувствовалась хорошая кавалеристская подготовка. Все крепко сидели в седлах и периодически ругались, подстегивая лошадей. Не монахи, а настоящие гусары!

Солдаты на воротах меня тоже ничем не порадовали.

— Ваша милость, карета и всадники здесь проезжали с час тому назад, — сообщил один из постовых, зябко ежась от непривычного для парижанина холода, — но ничего подозрительного мы не заметили, и выпустили их без досмотра.

Хотел бы я посмотреть, как этот юнец попытался бы досмотреть карету с Сен-Маром. Остался бы без головы, как пить дать. Повезло ему, что не полез.

— Сколько было всадников?

— Человек двадцать — двадцать пять.

— А их преследователи?

— Господа лейтенанты? — уточнил солдат и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Они проехали ворота через четверть часа после кареты. Оба лейтенанта и три человека с ними.

Значит пятеро против двадцати пяти. Плохой расклад. Как бы не наткнуться на дороге на тела гасконца и коротышки. Очень бы не хотелось.Привык я к ним, особенно к любителю взрывать все вокруг.

— Господин? Что вы здесь делаете? — на перекресток выехали Мерентрин и Лаваль. Они были чуть навеселе, но, к счастью, не успели налакаться в усмерть.