— О каком сейфе идет речь?

Мелоун встал и вышел.

Приехав в закусочную Элвуда, Мелоун опустился на табурет. Время завтраков миновало, и закусочная была почти пустой. Он радовался, что никто не включал музыкальный автомат, так как в голове у него бушевала буря.

Только сейчас Мелоун почувствовал, что проголодался. Сколько же времени он не ел?

— Доброе утро, Уэс, — поздоровался Эйв Элвуд, помахивая тряпкой. — Что-нибудь выпьешь?

— Обойдусь без алкоголя, — отозвался Мелоун. — Пшенную кашу с сосиской, несколько тостов и кофе.

— Проголодался, — усмехнулся старик. — Как будто ешь последний раз.

Мелоун постарался оценить шутку.

— И исхудал. Просто стыд, как вас мучают. — Качая головой, Элвуд удалился в кухню.

«Что верно, то верно, Эйв, — подумал Мелоун. — Что же мне теперь делать? Я не могу обратиться к судье, не сообщив, зачем мне нужен ордер, а если я это сделаю, то отправлю Эллен и Бибби прямиком на кладбище. Судья Трюдо строго придерживается буквы закона, люди для него ничего не значат — он тут же прикажет полиции штата окружить дом. Значит, я не могу забраться в сейф и предъявить деньги Фуриа. Я даже не могу заполучить банковские формуляры и заявление Голди об аренде сейфа. А без доказательств она обведет Фуриа вокруг пальца, и он поверит ей — ведь с ним спит она, а не я. Он может так взбелениться, что тут же прикончит нас троих. Получается, что выхода нет. Я сделал все, что мог сделать в одиночку».

Ему внезапно пришло в голову, что он действовал в одиночку всю жизнь.

«Эллен не только в шутку называла меня „Мелоун рейнджер“. Она сразу меня раскусила. Уэс Мелоун один против всего мира. Он ни у кого ничего не просит — даже у единственного человека в мире, которого уважает и которому доверяет. Лоуни слишком горд, а может, слишком озлоблен — на отца, каждую ночь укладывавшегося в постель, не давая никому ничего — ни слова, ни взгляда, на мать, проклинающую жизнь, но берущую все, что может, обеими руками, перепачканными табаком. Давая, ты одерживаешь верх над миром, а беря, ползаешь перед ним на брюхе.

Но так ли это? Означает ли быть неудачником, если ты просишь о помощи, когда больше не в силах справляться сам? Разве вся корпоративная система в морской пехоте не основана на принципе „я здесь, братишка“?

Вот почему я паршивый коп, паршивый муж и отец. Вот почему даже Джон и Эллен иногда смотрят на меня так странно. Бибби слишком мала, чтобы это понимать. Я обманывал и себя, и их.

Но теперь у меня нет выхода. Я приперт к стене вместе с Эллен и Бибби. Их жизни поставлены на карту».

Мелоун посмотрел на часы. Десять минут двенадцатого.

Меньше двух часов до установленного срока.

Он положил на стойку пару долларовых купюр, не ожидая сдачи, так как боялся передумать, и выбежал из закусочной.

Джон Секко встал и начал ходить по комнате. Он ненавидел свой кабинет и старался проводить в нем как можно меньше времени. Кабинет находился рядом с тремя камерами, был немногим больше их, с такими же побеленными пустыми стенами и разве только без решеток. Секко выглядел почти таким же усталым, как Мелоун.

— Если хочешь получить мой значок, Джон… — наконец заговорил Мелоун.

Шеф остановился. Его черные брови взметнулись к седой шевелюре.

— О чем ты?

— Я должен был сразу обратиться к тебе, будучи служителем закона…

— Ты не только служитель закона, но также муж Эллен и отец Барбары. За кого ты меня принимаешь? На твоем месте я поступил бы точно так же. — Он сел на вращающийся стул, откинувшись на спинку.