— Толкните дверь, господин Сан-Антонио!

По спине у меня пробежала дрожь. Они быстро установили, кто я, располагая лишь моей фотографией. За этим неприятным сюрпризом последовал другой, еще более волнующий: почему меня просят, чтобы я сам открыл дверь? Может, это ловушка?

Чтобы проверить это, я толкнул дверь негой. Створка отлетела к стене. Я высунул голову и увидел на земле длинный шест. У другого конца этого места стоял солдат в маске.

За ним в большом отдалении стояла группа людей, которых я еще не видел.

Один из них рявкнул:

— Вперед, Сан-Антонио! Идите по первому коридору налево. Ни одного необдуманного движения или мы откроем огонь!

Я остановился в рамке дверей.

— Что означает этот маскарад?

— Он означает, что вы заразны. Все, кто приближался к вам с этого утра, мертвы или умирают!

— Я зашатался.

— Что?!

— То, что вы слышали. Повинуйтесь!

— Повиноваться! Это еще вопрос! Только что сделанное этим типом открытие меня буквально убило. Заразен! Невыносимое слово! Я заразен! Эта мразь, господин Кретин, впрыснул мне не ту дрянь. Я ношу в себе смерть, как носил ее Ларье. Я принял его факел смерти. Лекарство начальника лаборатории, вероятно, спасло меня от смерти, но оно дало во мне добрые всходы, благодаря которым я могу раздавать разрешения на похороны!

— Вперед!

Я колебался. Темная нора, в которой я находился, вдруг показалась мне убежищем милосердия. Это был островок безопасности, где я был недостижим.

— Попробуйте меня вытащить! — возразил я. — У меня в запасе есть еще вирус для друзей!

Я не мог сдержать рыдание, похожее на ржание коня. Теперь я знал, что должен был чувствовать Ларье. Я понял, почему он предпочел этому ад.

Я сел в своей камере. Все кончено. Теперь я только сеятель смерти.

— Выходите немедленно!

— А я говорю вам — придите за мной!

Смех вырвался у меня непроизвольно. Он был похож на вой. Я скрипел, как плохо смазанный флюгер.

— Что же вы не идете? Я думал, что немцы — храбрецы!

Ответом было молчание. Я чувствовал, что оно полно угрожающих решений. Прошло немного времени. Я продолжал валяться в моей дыре. Потом что-то взорвалось перед моей дверью, как будто мешок с горящей бумагой. Облако серого дыма, плотное и едкое, вырвалось оттуда и распространилось вокруг. Вскоре я перестал что-либо видеть. Я задыхался и плакал, как на похоронах.

О'кей, война так война, они выкуривают меня дымовыми шашками. Так поступают с хорьками.!.

Я признал, что всякое сопротивление невозможно, и вышел, подняв руки.

Глухой голос прорезал тишину. В том состоянии, в каком я находился, я едва различал его.

— Поверните налево… Не приближайтесь к нам, или мы выстрелим!

Я шел, плохо понимая, куда. Невидимый из-за дымовой завесы голос продолжал давать мне указания, которые я выполнял.

— Идите прямо!

Я шел.

— Видите открытую дверь? Войдите туда! Закройте за собой дверь!

Я вошел и закрыл дверь. Это была маленькая комната. Дальняя стена была из очень толстого стекла, через которое я увидел другой, более обширный зал, обставленный стульями. Точнее сказать, это был большой зал, разделенный стеклом на две части. В моей стоял стол с микрофоном и стул.

Через минуту я увидел, что в другую часть, за стеклом, вошел верзила, так хорошо говоривший по-французски. При взгляде на него даже у тигрицы мог бы случиться выкидыш. У него была маленькая физиономия, поросшая щетиной, из которой можно было бы изготовить зубную щетку для собаки, и мало обещающий взгляд.