Я вдруг увидел, как из леса бесшумно прилетела сова, уселась метрах в пятнадцати от нас на березу, повертела своей глазастой головой и так же бесшумно провалилась в низовую черноту берега. А ты гадай — сова это была или привидение, или связной между водной и лесной нечистью.

Сидевший за мной и прерывисто-шумно дышавший мне в затылок Земноводный хлопнул меня по плечу.

— Ушки, пропусти-ка меня вперед, там теплее, а то меня что-то познабливает! Как бы это...

— Иди.

Кого-то выдавив и получив за это по шее, он устроился и тотчас потребовал:

— Еще историю!

— Еще-е!

— Пусть вон Егор Семеныч расскажет! Он, наверно, прошел огни и воды и медные трубы! — обрадованно проговорил Филипп Андреевич, заметив приближающегося от дебаркадера завхоза, с какой-то белой тряпкой и кружкой в руках.

— А что я им расскажу? — пожал плечами старик.

— Про Конную Армию! — вырвалось у меня.

— Про кого?

— Про Конную Армию!

— Это про какую же?

— В которой вы сражались!

— Ни в к^ких Конных Армиях я не сражался — серьезно и даже с обидой возразил Егор Семенович, и я престыженно умолк, спохватившись, что это всего лишь кавалерийские ноги старика внушили мне уверенность, что он служил в Конной Армии. — Я вообще ни разу, к счастью, не воевал! Всю жизнь — по хозяйству! Руки везде нужны! Да и с вами опять: вы воевать — я хозяйствовать, вы ломать — я сколачивать, вы разбрасывать — я поднимать! Вот, — показал он тряпки, — умывались и полотенце на плоту оставили. И кружка опять же! Даже ночью хожу подбираю за вами! Я уже в небо разучился смотреть, все в землю! В мире всегда две силы: одна туда гнет, вторая — обратно, поэтому он и прямо стоит! А как же! — наладился было Егор Семенович пофилософствовать, но сам же, кажется, понял, что ни к чему нам сейчас его наставления. — Вот и весь мой сказ-рассказ: соблюдайте порядок — порядок и будет!

В костре что-то сдвинулось, и он как бы присел на корточки, пустив в небо столб искр. У «Крокодила» сильно плеснулось, и чей-то настороженный голос заметил:

— Щука!

— Ондатра! — поправил я. — Тут ондатра живет.

Мичман Чиж рванул меха и запел:

— Семеныч, зачерпни там! Ты с кружкой!

— Муть у берега, — ответил старик.

— Дайте я! — сказал подскочивший Ринчин, беря кружку. — Я тоже хочу пить! — Он легко, не балансируя руками, прошел на конец «Крокодила», как будто повиснув в темноте, напился там, крякая, и принес полную кружку мичману Чижу.

— Малька не подцепил? — усмехнулся мичман, заглянул в кружку и обмер. — Мамочка!

— Что? — смутился физрук.

— И ты пил такую воду?

— Какую?

— Посмотри!

Оказалось, что в кружке черным-черно от бормашей, головастиков и прочей живности, которая всегда вьется и вертится вокруг теплых бревен. Ринчин икнул,выпучил глаза и, схватившись одной рукой за живот, прошептал:

— Спирту! Я их убью!

— Ну-ка! — К кружке сунулась Татьяна Александровна. — Ужас!.. Тут действительно нужен спирт! Минутку! Я сейчас!

Она торопливо, натыкаясь на кусты и охая, поднялась к хозкорпусу, где был медпункт, и быстро вернулась со склянкой. Выплеснув муть, она налила в кружку спирту.

— Чистый! Пей!

Ринчин залпом выпил и принялся растирать живот в разных направлениях, приговаривая:

— Сдыхают!.