Изменить размер шрифта - +
Прямо сейчас.

– Почему ты говоришь с этим акцентом?

– Они лучше понимают. Я так говорила, пока не пошла в школу в Европе.

– Извините, что пролил, но нельзя подождать? У нас мало времени.

– Нет, будет пятно. Это не займет и минуты.

– Ты хочешь выйти за этого засранца?

– Он не такой плохой. Может быть очень забавным. И он не делал мне предложения.

– Не делал. Но сделает. И наверняка ты обнаружишь, что все уже как-то согласовано позавчера, выбраны дата, место, муж и судьба. Понимаешь, на сей раз она, по-моему, не шутит.

– О чем ты говоришь? – Тон стал чуть-чуть резким.

– О маме. Раньше она, конечно, не думала всерьез. Скажем, о старине Парро, который неглуп, образован и не лишен чувства. Но он явно не годился. А Студент – по-настоящему сильный кандидат для тебя. Стоит только услышать голос.

– Он не может изменить голос. И я не понимаю разговора о кандидатах.

– Если он мог изменить акцент, то мог бы и умерить свой чертов рык. Во всяком случае. Вся ситуация очень проста, но и необычна. Простое всегда необычно. Сядь и слушай внимательно.

Симон села на огненно-красный стул из слоновой кости или ее заменителя, но с непостижимой и неожиданной быстротой постучалась и вошла пожилая негритянка. Она несла требуемое снаряжение.

– Вот здесь, Бетси.

– Да, мисс Мона.

Ронни яростно закурил. Он стоял у конторки. Поглядел на бумаги, с которыми возилась Симон, когда он вошел в комнату, и увидел, что это счета в конвертах, чековые книжки и несколько чеков, заполненных, но без подписи.

– Ты говорил, что я не помогаю маме, можешь убедиться.

Ронни заметил одну деталь. Он взял чек и счет к нему.

– «Титаник Фудс», – прочел он вслух.

– Это супермаркет.

– Тысяча восемьсот восемьдесят пять долларов девятнадцать центов. Куча продуктов, а вы приехали на той неделе.

– Это с прошлого апреля, – нетерпеливо сказала она.

– Да, верно. Давненько. И… чек ровно на тысячу восемьсот. Мало.

– Мы всегда так округляем.

– Как удобно. А если «Титаник Фудс» приплюсует восемьдесят и сколько там долларов в следующий раз?

– Не приплюсуют, если не хотят потерять маму как клиента.

– Понимаю. Но это… – Он уже и так сказал слишком много. – Ну, не мое дело.

– Уу.

Наступило молчание, только шуршала служанка. Она трудилась долго, не из-за дотошности, а из-за медлительности. Ронни вспомнил армейскую службу и понял, почему она так копается. «Делай работу подольше, а то, когда кончишь, дадут другую и, может быть, более противную». Кое-что есть в такой точке зрения.

Он посмотрел на часы. Восемь семнадцать. Черррт! Она ведь будет возиться без конца. Может быть, лучше. Но тут неожиданно Симон сказала негритянке хватит, та что-то ответила и ушла. Ронни попытался вернуть себя и Симон к прежнему настроению.

– Тогда продолжим. Слушай каждое слово. Как ты говоришь, «тебе не понравится», но ты должна все выслушать. Будешь?

Она вздохнула и кивнула.

– С одной стороны, твоя мать никогда бы не выдала тебя замуж, держала при себе и шпыняла тебя – тем более что знает: ты-то хочешь замуж.

Поэтому появляются мужчины, спят с тобой, ее это устраивает: она знает, что ты не получаешь наслаждения. Но иногда ты все-таки кем-то увлекалась, так как, несмотря на все, что сделали с тобой, ты добра и способна любить. Ты еще и красива, и в тебя многие влюблялись. Это опасно, вдруг ты с кем-нибудь сбежишь, и они очень быстро исчезали.

Быстрый переход