— Мы еще ничего не знали. Решение принято только вчера.

— А сегодня ты явилась сообщить мне о нем? — Совершенно верно. Я буду помощником режиссера. Самому Маурицио как-то не с руки вводить тебя в курс дела, вот я и вызвалась. А теперь пусти меня. Тронешь — закричу.

У меня нет ни малейшего желания трогать ее. С "ним" я уже совладал, да и сам "он" враз приспособился к новой ситуации, поникнув вяло и безвольно. Стою понурившись, такой, каков я на самом деле: голый, смешной, отчаявшийся. Слышу голос Флавии: "Пока" и не поднимаю головы. Вскоре входная дверь потихоньку закрывается. Э-хе-хе! Опускаю глаза и смотрю на "него": маленький, съежившийся, дряблый, морщинистый комочек. Вздыхаю и говорю "ему": "- Теперь остается разыграть последнюю карту — Мафальду. Все будет зависеть от тебя, только от тебя".

В этот момент раздается звонок в дверь.

XII

Зачарован!

Иду открывать. И от неожиданности чуть не отскакиваю назад — Маурицио. В черных очках и черных ботинках, в белой рубашке и белом пиджаке. Манеры все те же: проходит мимо без единого слова, уверенно направляется к кабинету, засунув руки в карманы. В замешательстве следую за ним: а что, если он ждал Флавию на улице: а что, если Маурицио знает, как я, точнее, "он" набросился на Флавию? Меня пронизывает жгучее, щемящее чувство вины. Со страхом предвижу, что Маурицио скажет сейчас несколько жестких, беспощадных слов, какие умеют говорить только "возвышенцы", и от стыда я готов буду хоть сквозь землю провалиться. Однако мои опасения напрасны. Маурицио лишь спрашивает с рассеянным видом: — Флавия давно ушла? И не краснеет! Будто и не ждал внизу Флавию; будто и ведать не ведает, что "он" напустил меня на Флавию. Зачем ему врать? Наверное, для того, чтобы заманить этого пенька в очередную ловушку. Решаю выбить у него почву из-под ног, притворившись, что Флавии вовсе здесь не было. С нарочитым удивлением отвечаю: — А что, она собиралась зайти? Молчит. И бровью не повел. А я еще хотел удовольствие получить: как же, дождешься от него. Он плюхается в кресло и закуривает. Ну а я… я по-прежнему намерен выбить у него почву из-под ног. Моя уловка вдруг представляется мне удачной и плодовитой. Соврав насчет Флавии, я прикинулся, будто не знаю о том, что могу больше не рассчитывать на режиссуру. Таким образом, мы с Маурицио меняемся местами.

Слабое, но все же утешение. Теперь, как в басне про лису и виноград, я получаю возможность с гордым негодованием отказаться от того, в чем мне и так отказано. Я сделаю вид, что возмущен тем, как со мной обошлись во Фреджене; выкрикну ему в лицо, что по горло сыт им, Флавией и всеми остальными, и объявлю, что более не желаю работать с ним над сценарием. Отличный ход! Ломая эту комедию, я, разумеется, заставлю Маурицио подыгрывать мне. Ведь Маурицио прекрасно знает, что Флавия была у меня; по той простой причине, что сам же ее и подослал. Знает он и то, что после ее слов я распрощался с режиссурой, ибо сам велел об этом сообщить. Пусть ненадолго, но мы разыграем спектакль, в котором он примет мой отказ от того, в чем заранее мне отказал. Присев за письменный стол и развернувшись в сторону Маурицио, я говорю: — Прежде чем являться, надо звонить.

— Зачем? — Затем, что меня могло и не быть. Или у меня мог ктото быть.

— В таком случае достаточно было просто не открывать.

— Ну допустим, что после случившегося во Фреджене у меня отпало всякое желание видеть тебя.

— Так что, мне уйти? — Пришел — так оставайся. Поговорим начистоту.

Маурицио не отвечает. Я встаю и начинаю расхаживать по кабинету, произнося следующую обличительную речь: — Раскроем карты, сбросим маски, поговорим как мужчина с мужчиной.