— Увлекся Мафальдой? — Да, а что в этом особенного? Мафальда мне нравится.

— И ты ей тоже? — Ну, у меня есть кое-какие основания так думать.

— Допустим, только при чем здесь я? — Ты имеешь на нее некоторое влияние.

— Да с чего ты взял? — Ой-ой-ой: всем известно, что ты тоже там отметился.

— Она — жена Протти. Для меня это свято.

— Свято? — Слушай, чего ты от меня хочешь? — Я хочу, чтобы ты… извини за прямоту, но коль скоро мы друзья, скажу как есть… чтобы ты свел меня с ней.

Уф, выложил! Как-то он поведет себя после такого бесцеремонного и оскорбительного предложения. Всего лишь секундное колебание — и его шутовской инстинкт берет верх: нет, он не будет моим сводником, зато исполнит роль сводника, исполнит преувеличенно, карикатурно. Он уже вошел в роль и нашептывает мне игриво: — Свести тебя с Мафальдой? Охотно. Только как? Не думаешь же ты, что я попросту брошу тебя в ее объятия? — Давай для начала пойдем наверх, а? Здесь слишком людно. Наверху обо всем и узнаешь.

Услужливо и расторопно, как это и требуется по роли, он поднимается по лестнице. За лестничной площадкой тянется длинный, узкий, слабо освещенный коридор, наподобие гостиничного. Здесь тоже все выдержано в деревенском, отчасти иберийском стиле: терракотовый пол, резные двери, тонкие потолочные балки.

Останавливаемся и смотрим друг на друга. Мы с Кутикой одинакового роста, и увидь нас кто-нибудь в это мгновение в полумраке коридора стоящими друг против друга с заговорщическим видом, украдкой — как пить дать принял бы за персонажей классической комедии, одновременно смешных и зловещих, внешне несхожих, а в сущности одинаковых.

— Ну, здесь нас никто не видит, — произносит Кутика. — Выкладывай, что хотел.

Прежде чем ответить, спрашиваю себя, а не напрасно ли я все это затеял? Ведь я хорошо понимаю, что преспокойно обойдусь и без помощи Кутики. Я мог бы пойти к Мафальде один и наверняка был бы встречен с распростертыми объятиями. Но мне во что бы то ни стало надо подмять Кутику под себя и прочно расположиться "над" ним. В напускной задумчивости признаюсь: — Честно говоря, я пока не очень-то в этом уверен. Мафальда и вселила в меня некоторую надежду, но разве женщинам можно в чем-либо доверять? Кутика иронично усмехается и смотрит на меня снизу вверх.

— Кому ты это говоришь! Так как же мы поступим? — Вот что: неплохо бы тебе замолвить за меня словечко.

— Словечко? В каком это смысле? — Извини, наверное, я не очень ясно выразился. В общем, желательно, чтобы ты сказал Мафальде… всю правду обо мне.

— И в чем заключается эта правда? Пора, момент вполне подходящий. Слегка наклоняюсь вперед и шепчу ему на ухо: — Правда обо мне заключается в том, что я исключительно одарен природой.

Кутика снова пялится на меня сквозь линзы. Потом открывает рот и в два приема ухмыляется своей ехидной ухмылкой: — Одарен? Что значит "одарен"? — А то и значит, что природа наделила меня небывалыми половыми возможностями.

— Это и есть твоя правда? — Да.

— И ты хочешь, чтобы я рассказал о ней Мафальде? — Именно.

Очередная ухмылка. Берет меня под локоть и вполголоса, точно заправский сводник, спрашивает: — Ну хорошо, одарен. Хорошо — исключительно. А какие размеры? — Непомерные.

— Ха-ха-ха, непомерные! Как у бизона, что ли? — Нечего тут зубоскалить.

— А я вовсе и не зубоскалю, — парирует он уже серьезно. — Должен же я буду как-то расписать тебя перед Мафальдой? — Значит, ты готов оказать мне такую услугу? — Что за вопрос! Если речь идет только об этом.