В ответ на это приглашение Кутика шарахается к двери: — Нет-нет, я никак не могу. Мне нужно поскорее в зал, проверить, все ли там в порядке. Так что я пошел, меня уже нет. Зато Рико останется. Пока, Рико. Общий привет.

Кутика до конца выдерживает стиль клоунады, как актер, отбарабанивший свою роль и вприпрыжку покидающий сцену. Теперь мы с Мафальдой с глазу на глаз.

В продолжение всей этой трескотни болонка ни на секунду не отрывала от меня пристального взгляда. Как только дверь закрывается, Мафальда спрашивает: — Это правда? — Очень может быть.

— Весьма любопытно. В прошлый раз я так и подумала. Хотя и не догадывалась, что речь идет прямо-таки о природном даре.

— И тем не менее.

— Ну что ты там встал как вкопанный? Мог бы и поцеловать для начала.

Послушно подхожу и наклоняюсь к ней из-за спины. Мафальда поворачивается, подобно змее, лебедю или другому животному с длинной, гибкой шеей; ее голова принимает такое положение, что рот тютелька в тютельку совпадает с моим. Полные, сухие, похотливые губы Мафальды прижимаются к моим губам, раскрываются все шире и шире, расползаются по моему лицу, будто собираясь его заглотить. Одновременно шершавый, необыкновенной толщины язык, как у теленка или иной рогатой скотины, пролезает мне в рот и неподвижно вытягивается на моем языке, словно на мягком ложе. Выдавливаю из себя стон, как бы в наслаждении от подобного поцелуя; на самом деле постанываю от боли, ибо Мафальда притянула меня и не дает шелохнуться, надавив рукой на затылок и мучительно выкручивая шейные позвонки. Поцелуй затягивается надолго; шею начинает сводить судорогой; чувствую, что задыхаюсь. Наконец, к моему несказанному облегчению, Мафальда ослабляет зажим и выпускает жертву.

— Как иногда приятен нежный поцелуй, не правда ли? Побудь-ка там.

Повинуюсь и иду "быть" там, где недавно стоял Кутика во время своей хвалебно-своднической речи. Сажусь на табуретку, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. Из множества склянок, коробочек и флаконов, сгрудившихся на туалетном столике, Мафальда достает тюбик губной помады и подносит лицо к зеркалу. Она выворачивает нижнюю губу как перчатку, облизывает ее кончиком языка и с нажимом проводит по ней несколько раз кончиком помады. Все это она проделывает правой рукой. Затем ловким движением перехватывает тюбик левой рукой, а правую протягивает ко мне. Вопреки моим ожиданиям рука Мафальды оказывается несоразмерно длинной, как вытяжной пылесосный шланг. Круглая и мускулистая десница вытягивается из широкого раструба балахона. Не отводя глаз от зеркала и продолжая размалевывать губы, Мафальда наугад простирает могучую клешню к моему причинному месту.

— Почему не появлялся? — Дел было невпроворот.

Пальцы касаются брючного ремня, проскальзывают под пряжку, нащупывают язычок "молнии" и нарочито неспешно тянут его вниз. В этот момент раздается "его" до неузнаваемости изменившийся, жалобный, скулящий голосок: "- Нет, нет, нет, вели ей прекратить, останови ее, оттолкни ее руку.

— Да что с тобой? — Со мной то, что я не хочу. Отказываюсь. Наотрез. Ясно? — Только не говори, что как раз сейчас ты собираешься пойти на попятную.

— Именно это я и хочу сказать. И не жди от меня никакой помощи, участия и поддержки.

— Совсем, что ли, сбрендил? — Нет, не сбрендил. Ты совершил большую ошибку, уломав Кутику пропеть дифирамбы моей беспримерной удали. Потому что на сей раз я действительно вне игры.

— Но ты же обещал… — Ничего я не обещал. Я отмалчивался. Ты заявил, что уверен: мол, я тебя не посрамлю. А вот и посрамлю".

Кусаю себе губы. Я был уверен, что в нужный момент сработает-таки "его" автоматизм: и вот — на тебе: ни с того ни с сего, без всякой видимой причины, "он" закочевряжился.