— Тогда ты ведь еще не знала, что нас двое.
Джемайма кивнула. Ей очень хотелось объяснить ему все, рассказать о том, что привело ко всей этой невероятной путанице.
— Да. До того дня я и не думала о твоем брате. А потом… стала мечтать о тебе…
Энрике на несколько секунд задумался, затем решительно тряхнул головой.
— Что ж, значит, не может быть и тени сомнений относительно того, кого из нас ты хочешь по-настоящему.
Джемайма остановилась, прервав их медленное кружение по лужайке, и серьезно посмотрела ему в глаза.
— Ни малейших. Это был ты — еще до того, как мы встретились по-настоящему. Ничего из того, что произошло между нами в отеле, не могло бы случиться, если бы я не видела тебя тогда на реке.
— А как насчет Гарсии?
— Между мной и твоим братом нет ровным счетом ничего. Для меня с самого начала существовал только ты.
Уф, высказалась! Джемайма облегченно перевела дыхание и снова задвигалась в такт музыке. Они продолжили свой чувственный плавный танец.
Одна рука Энрике скользила по ее спине, легонько поглаживая. Другой он бережно поднес к губам тонкие пальцы и поцеловал. Владеющее Джемаймой томление все нарастало и нарастало, хотя казалось, больше уже некуда.
Отбросив страх, стыд и сомнения, она прошептала:
— И сейчас мне тоже нужен только ты, Энрике.
Он засмеялся.
— Хорошо бы ты сказала это еще и моему брату.
Джемайма раздраженно вздохнула.
— Я пыталась.
— Этими самыми словами?
— Ну, нет, не совсем этими, — растерялась она. — Не настолько открытым текстом, но всячески намекала, что ему лучше избрать другой объект для ухаживаний.
— Так не годится, — покачал головой Энрике. — Гарсия не из тех, кто привык получать отказ. Намеков он просто не поймет. Кроме того, ему нравится меня дразнить. Он будет следовать нашим с ним правилам вплоть до последней буквы.
— Вы оба просто извращенцы какие-то!
— Да нет, просто мужчины.
— Спасибо, обрадовал. И как мне теперь брата растить, когда ты сообщаешь мне такие жуткие вещи про мужской род?
— Брось. У тебя отличный брат. И сестричка, к слову сказать, прехорошенькая. Берегись, еще год-другой — и она начнет разбивать сердца направо и налево.
Джемайма невольно расплылась в улыбке.
— Спасибо. Да, они у меня замечательные. Мне с ними повезло.
— Им с тобой повезло еще больше, — вполне серьезно заметил Энрике. — Не всякая на твоем месте пошла бы на такие жертвы, лишь бы воссоединить семью.
— А что у тебя за семья? Ты мне ничего не рассказывал о ней.
— Да трудно рассказать в двух словах. Все очень разные. И каждый по-своему хорош, вот только ладить с ними порой трудновато. Мама у меня изумительная. А Гарсия очень похож на отца: у него такая же твердая воля и страсть к порядку.
— Отец очень возмущался, когда ты решил уйти из семейного бизнеса?
Энрике отрывисто рассмеялся.
— Возмущался — это еще слабо сказано. Рвал и метал. Но ничего не помогло. Зато Гарсия там преуспевает.
— Кстати о Гарсии… Завтра я скажу ему…
— Что скажешь?
Джемайма замялась.
— Ну… что выбираю тебя.
— А это и вправду так?
— По-моему, да.
Танцуя, они приблизились к краю лужайки, где рос жасмин. Головами они задевали клонящиеся ветви, и те осыпали их душистыми белоснежными лепестками…
9
Хотя Джемайма отчаянно мечтала о большем, в ту ночь Энрике ограничился поцелуями — то нежными и почти невесомыми, то страстными и обжигающими. |