Но, кажется, с этого и начинается чисто человеческое: ни у кого из животных нет ничего подобного. Звери боятся, но не стесняются. А стесняться — это значит бояться не за себя, а за свой образ в глазах других.

«Молодая девушка, которая страшно краснеет, признавалась мне, что в это время она положительно не знает, что говорит, — писал Дарвин. — Когда я заметил ей, что это, быть может, происходит от тягостного сознания, что люди видят ее смущение, она отвечала, что это не составляет главной причины, потому что она иногда точно так же теряется, краснея при какой-нибудь мысли наедине сама с собою». Из всех видов эмоций только стыд и смущение Дарвин нашел специфичными для человека. Что же касается краснения наедине с собой, то дело тут, конечно, в том, что фактически наедине с собой человек не бывает. Глаз другого, какого-то «обобщенного другого», присутствует в нас всегда.

Так что же это за странный инстинкт?

Застенчивость не вырабатывается, она возникает. Часто по поводу какого-нибудь внешнего недостатка. Еще чаще — без всяких поводов. Она сама ищет себе повод.

Она возникает у одних в детстве, у других в отрочестве, в юности; возникновение ее совпадает с тем периодом, когда человеку как бы открывается собственная открытость, доступность взглядам других. А выражаясь научнее — когда стратегия общения достигает некоего ранга рефлексии: «Я чувствую, что ты чувствуешь, что я…»

Это давно поняли: застенчивость поддерживает себя именно тем, что стремится себя уничтожить: страх страха, скованность от боязни скованности. Но в конце концов она все же себя изживает: видели ли вы когда-нибудь застенчивого старика?

Застенчивость — это первое непроизвольное проявление человеческого инстинкта социального одобрения. Дарвин не первый заметил, что застенчивость удивительным образом сочетается с гордостью. А что такое гордость? Это высокая самооценка, точнее, стремление к ней, но опять же только глазами других, через внутреннего «обобщенного другого».

В состоянии смущения непроизвольная самооценка глазами других резко и неудержимо падает на самую низкую точку: «Я плох, я ужасен», — как бы говорит нечто внутри нас, и это немедленно тормозит, страшно сковывает. Такое состояние у одних может распространяться едва ли не на все ситуации, связанные с общением, у других — только на узкоопределенные (выступление перед аудиторией, у заикающихся — речь вообще).

При плохом развитии событий у очень застенчивого человека может начаться то, что Кречмер назвал «сензитивным бредом отношения», состояние, при котором «я для других» стойко оценивается в отрицательных баллах. Это характерно для выраженных шизоидов. Таких людей трудно бывает убедить в хорошем к ним отношении, к ним нужен особый подход. Но в ранней юности такое шизоидное состояние, как мы уже говорили, возникает весьма часто, это, можно сказать, вариант нормы. Этот период совпадает с напряженным интересом к своей внешности, с внезапно обостряющейся проблемой прически, одежды, роста, комплекции, прыщиков… За этим, конечно, стоит пробуждающийся сексуальный инстинкт с его естественным следствием — желанием нравиться, а в то же время это неизбежная стадия социального самоутверждения. От того, какие баллы преобладают во внутреннем «я для других» — положительные или отрицательные — зависит, становится ли человек кокетливым («я для других» с плюсом) или ущемленным («я для других» с минусом).