Здесь можно говорить об эксцентричности, но эксцентричности естественной и органичной, идущей от переизбытка, от широты, от веселой, порой циничной самоуверенности. Черчилль, ярко выраженный пикник, принимал не слишком официальных посетителей одетым лишь в сизое облако сигарного дыма. Я мог бы привести и другие, более близкие примеры, но лучше оставить простор для читательских ассоциаций. Каждый наверняка сам может вспомнить кого-либо из представителей подобной психофизической организации. Гипоманьяк вездесущ: производительность и выносливость, быстрота ориентировки, общительность нередко выносят его на высокие ступени социальной лестницы. Конечно, ему помогает в этом незаурядная способность ладить с людьми и располагать их к себе; если это подлецы, то это обаятельнейшие подлецы.

Завоевать для него легче, чем удержать, и поэтому он идет все дальше, все выше, а если падает вниз, снова начинает с ничего. Зато эти люди быстро проявляют себя в организации новых, рискованных предприятий, где широк простор для инициативы. В ситуациях борьбы, полной неожиданностей, где требуется быстрая ориентировка, непрерывное напряжение, мгновенные смелые решения, наиболее способные из них иногда вырастают в настоящих вождей и приобретают громадную популярность.

Они блестящие ораторы. Магнетизм их энергии заряжает массы, они действуют на свое окружение почти физическим обаянием. Правда, способность быть вождем относится уже скорее к среднему и шизотимному варианту, а в особенности к эпитимному (это послекречмеровское измерение ганнушкинской школы, берущее человека в его отношении к эпилептическим свойствам): вот где Цезарь, Наполеон, Петр Первый — все эпилептики.

Циклотимный же гипоманьяк слишком пластичен, он гибок и непосредствен, вдохновенно играет роль, но ему не хватает упрямой властности, он скорее вождь момента, факир на час. Подобно флюгеру, он улавливает общественный ветер и оказывается всегда впереди, но он не рождает ситуации, ситуация рождает его.

Широкая натура, открытая душа, открытый дом на широкую ногу… Вокруг него всегда кутерьма, масса всяких дел и безделиц. Его стремление постоянно расширять круг деятельности, если он, например, руководитель научного учреждения, проявляется в непрерывном раздувании штата, добывании все новых ставок, должностей, оборудования, организации печатных изданий, конференций, поездок, симпозиумов и т. д. и т. п. При этом содержание научной работы нередко оказывается на последнем месте. На низких же уровнях это ловкие авантюристы, предприимчивые деляги и удачливые проходимцы, и, конечно, Остап Бендер примыкает к этой когорте.

Колебания и страх как будто неведомы гипоманьяку, но это не так: он лишь быстрее других умеет с ними справляться. Он кажется удивительно везучим, но везет ему, во-первых, потому, что он успевает делать наибольшее число проб и ошибок в единицу времени, а во-вторых, потому, что он больше чем кто-либо верит своей интуиции.

У него нет внутренних зажимов, он всегда переполнен ощущением собственных возможностей. Это идет отчасти от той же легкости ассоциацией, создающей внутренний фон беспрепятственности, — и отсюда столь нередкая у гипоманьяков переоценка своих достижений. Правда, у циклотимика такая переоценка смягчается острым и четким ощущением реальности, тонким интуитивным учетом психологии других людей. Тем Не менее хлестаковщина и ноздревщина в различных проявлениях у них все же не редкость.

Циклотимный гипоманьяк даже сверхреалист, но планы его достигают фантастического размаха, он живет всегда по программе-максимум. Он требует жизни для себя и дает жить другим, но собственная его жизнь источает такой стихийный напор, такое непобедимое обаяние эгоизма, что окружающим остается лишь включиться в орбиту либо уйти с дороги. Он может быть грозен, гневлив, крепкие выражения порой не сходят с его уст, но он ни в коей мере не нервен: «У меня лошадиная натура».