Поднимаю стакан с вином, улыбаюсь во весь рот.

— Помолимся, батько, как, бывало, в коммуне?

— Помолимся, сынок!

— ...«Действуй, пока еще день, придет ночь, и никто уже не сможет работать...» — начинаю я.

— «...Всякий истинный труд священен, — подхватывает Антоныч. — Он пот лица твоего, пот мозга и сердца; сюда относятся и вычисления Кеплера, размышления Ньютона, все науки, все прозвучавшие когда-либо героические песни, всякий героический подвиг, всякое проявление мученичества, вплоть до той «агонии кровавого пота», которую все люди прозвали божественной».

Антоныч умолк, а я продолжал:

— «Если это не культ, то к черту всякий культ! Кто ты, жалующийся на свою жизнь, полную горького труда? Не жалуйся, пусть небо и строго к тебе, но ты не можешь назвать его неблагосклонным; оно как благодарная мать, как та спартанская мать, которая, подавая своему сыну щит, сказала: со щитом или на щите! Не жалуйся, спартанцы тоже не жаловались...» Выпьем, батько, за тех, кто не жалуется на свою судьбу!

Не привержен я ни к пиву, ни к водке, а сейчас пью с превеликим удовольствием.

После третьего стакана Антоныч разрезал веревку на картонной коробке, вытряхнул на газету стружку и достал маленькую копию знаменитой Венеры Милосокой, высеченную из старого мрамора. Торжественно водрузил ее на этажерку поверх томов Толстого, сказал:

— Это тебе вроде свадебного подарка. Избавился! Босоножка порядком обрыдла мне. Старик! Не там, где вы, молодые, красоту ищу. Смотри, изучай, размышляй — и «выпрямляйся»! Читал Глеба Успенского «Выпрямила»?

Хорошо помню эту безрукую, голопузую, с открытой грудью босоножку. Изрядно она смущала нас, подростков, когда мы приходили в холостяцкую келью Антоныча.

— Спасибо, батько!

Неожиданно появляется Лена. Не вынесла одиночества.

Стоит, смотрит на Антоныча серьезными, внимательными глазами, а губы веселые, улыбаются.

— Она, ей-богу, она! — воскликнул Антоныч. — Встал, протянул Ленке обе руки. — Здравствуйте! Вот вы какая! Лучше, чем представлял вас по письмам Александра. А уж он так вас расписывал! Здравствуйте, Босоножка!

Я засмеялся. Антоныч — мастер придумывать новые имена. Всех коммунаров по-своему окрестил.

Он посмотрел на дымчато-белую мраморную фигурку.

— Оказывается, зря я привез тебе в подарок эту мертвую красавицу. Увезу. «Выпрямляйся», глядя на живую.

Всякая женщина зарделась бы от таких слов. Смутилась и Лена. Улыбнулась, встала рядом со мной.

— Ему не надо «выпрямляться», он такой правильный, что дальше некуда.

Антоныч шумно захлопал ладонью о ладонь. Доволен словами Лены.

Наконец угодили дорогому гостю!

Интересно, что скажут о нашем времени лет через двадцать — тридцать? Неужели будут судить о нас только по внешнему виду, довольно-таки неказистому? Неужели не сумеют заглянуть нам в душу?

Друзья из прекрасного далека! Перелистывая пожелтевшие хрупкие газеты и журналы времен первой пятилетки, внимательнее всмотритесь в наши грубоватые черты, вслушайтесь и сердцем в наши песни и заклинания!..

Трудная и прекрасная доля выпала моему поколению. Вкалываем до седьмого пота, а едим скудный пайковый хлеб. Сооружаем самые мощные в мире домны, чудо двадцатого века, а живем в бараках и землянках, в каких обитали люди и тысячу лет назад. Одеты и обуты кое-как — черная застиранная косоворотка с белыми пуговицами, грубошерстный, плохо скроенный и уродливо сшитый пиджачишко, парусиновые туфли на резиновом ходу или калоши на босу ногу, армейские заскорузлые ботинки, а то и вообще лапти, — а чувствуем себя владыками мира. Как же нам не чувствовать себя любимцами истории, владыками, если мы, бывшие холопы Российской империи, одним махом срубили, выкорчевали с корнем трехсотлетнее царское дерево, прогнали в тартарары князей, жандармов и помещиков, дали по зубам иностранным дворянам и купцам, сэрам и мистерам, французам и японцам-санам, которые пытались выручить из беды своих классовых родственников?! Как же нам не гордиться своими мозолистыми, когда они подняли из праха заводы, шахты, фабрики, нефтяные вышки? Как же нам не чувствовать себя богатырями, первопроходчиками, когда мы проложили железную дорогу через пустыню, соединили Туркестан и Сибирь, отгрохали на днепровских порогах индустриальную крепость — Днепрогэс, выполнили великий план Ильича ГОЭЛРО, строим Магнитку? Один наш завод будет давать металла больше, чем вся Россия.