Помимо кухни и гостиной в квартире была еще ванная и две спальни. Вторая спальня обычно пустовала, разве что к Модести Блейз иногда приезжала погостить какая-нибудь ее знакомая.

Колльер подумал о спальне Модести. Было трудно представить, что целую неделю он спал в большой медной кровати с этой удивительной женщиной, наслаждаясь ее восхитительным телом.

— Счастливчик, — тихо сказал он сам себе. — Баловень судьбы.

Помимо счастья быть с ней в постели, он испытывал радость от того, что находился рядом с ней день за днем. Он в общем-то сносно знал Париж, но Модести чувствовала себя в этом городе как рыба в воде, и оттого, что она показала ему этот город так, как никто другой, Париж предстал перед Колльером в каком-то сказочном, волшебном освещении.

Модести Блейз могла свободно разговаривать на самые разные темы — и сохранять часами приятное молчание. Как-то они провели целое утро в Лувре, не проронив ни слова, наслаждаясь шедеврами искусства, не мешая этим шедеврам говорить самим за себя. Модести не только умела говорить и молчать. Она также обладала поразительным талантом слушать. Иногда Колльер так увлекался созерцанием слушающей Модести, что забывал, о чем говорил.

Он знал не так уж много женщин, и, вне всяких сомнений, Модести Блейз превосходила всех его прочих знакомых. О себе она говорила очень мало, и это лишь усиливало ее обаяние. Впрочем, Колльер не мог и помыслить о том, что она проявляла умышленную сдержанность, чтобы повысить свою загадочность.

Колльер знал, что у нее британское гражданство, но сама она родом из других мест, что она богата и независима, без прочных привязанностей; что она много путешествовала и обладала широким кругом знакомств. Как-то раз она взяла его с собой на роскошный прием, который устраивал богатый французский промышленник, оказавшийся очень обаятельным и культурным человеком. В другой раз она повезла его в ресторанчик, куда он вряд ли отважился бы отправиться сам по себе. Ресторанчик находился в алжирском квартале, и его завсегдатаи явно принадлежали к преступному миру — там он увидел мужчин, от которых исходила опасность, и женщин с жесткими взглядами.

Модести Блейз появилась в этом притоне в том же платье и при тех же драгоценностях, что и на обеде в «Максиме» за час до этого, и тем не менее она чувствовала себя совершенно свободно и в этой среде. Ее приветствовали там как старую и уважаемую знакомую, и поскольку Колльер сопровождал ее, он тоже удостоился благожелательного приема.

Колльер был весьма заинтригован личностью Модести Блейз, однако полагал верхом бестактности пускаться в расспросы насчет ее прошлого. Хотя, разумеется, его снедало любопытство. Впрочем, скорее всего, расспросы ни к чему не привели бы. Все, что Модести Блейз считала нужным, она бы и так сказала. Проявлять же назойливость означало поставить под угрозу их отношения, а этого Колльеру вовсе не хотелось. Он был рад тому, что получал от нее. Он был в восторге.

Конечно, Колльер догадывался, что этому счастью рано или поздно придет конец, и понимал, что она поставит точку так, чтобы не причинить ему лишних терзаний. Пока же он наслаждался существованием в этом похожем на прекрасный сон мире на двоих. Он жил в диапазоне от умиротворенности до полного экстаза.

— Модести Блейз, — тихо повторил Колльер. Он улыбнулся сам себе и решил, что надо встать, зажечь свет и сделать себе что-нибудь выпить.

Внезапно в дверь позвонили, Колльер нахмурился. Это явно не Модести! Она предупредила его, что вернется в полночь, а может, и позже. К тому же у нее были свои ключи.

По-французски Колльер мог объясняться вполне сносно, но ему совершенно не хотелось вести переговоры с каким-то случайным визитером.