* * *

Я зашла в кабинет нашего завотделом, сияя улыбкой победителя всего на свете во всех категориях.

— Ты же собиралась к зубному? — продемонстрировал он отличную память и внимание к частным делам сотрудников.

— Собиралась, — улыбалась я во все тридцать три. Так, градус улыбки, пожалуй, стоит снизить, иначе он воочию убедится, что все зубы, вплоть до «восьмерок», у меня в полном порядке. Да и не может быть настолько довольной рожи у человека, которому предстоят пытки в кресле стоматолога.

Я достала бланк заказа и протянула начальнику. Он прочитал, тоже ослепительно улыбнулся, а дальше сделал то, после чего я решила, что из нас двоих к врачу нужно не мне. И не к стоматологу.

Продолжая радостно улыбаться, завотделом начал рвать бланк на мелкие кусочки. Может быть, ему уже сообщили о том, что я нынче персона нон-грата? Но даже это не повод отправить в мусорку такой крупный заказ.

— Фирма «Солярис», — со смехом сказал он. — Скажите-ка, Лина, а вас не смутило, что им вдруг понадобилось так много канцтоваров?

Возмущение варварскими действиями застряло у меня в горле, не успев вырваться наружу. Я ничего не ответила, но про себя подумала, что да, смутило.

— И вы наверняка носили им образцы, — он улыбался, как фокусник, который достал из пустой шляпы кролика и теперь наслаждается изумлением публики. — В этом же нет ничего странного! Разве может нормальный человек купить папку, предварительно не ткнувшись в нее носом?

Я без сил опустилась на стул. Мой последний шанс уплывал в далекую даль, даже не помахав ручкой. Неужели это все какой-то глупый розыгрыш?

— Да-а, Лисова, — продолжал плясать на моих костях завотделом, — сколько вы у нас работаете?

— Полгода, — выдавила я. — Семь месяцев, если точнее.

— Удивительно, остальные агенты нарываются на «Солярис» в первые недели, ну максимум месяц работы… По крайней мере, теперь понятно, почему вы не делаете особых успехов.

— Что за «Солярис»? — раз уж лодка моей жизни идет ко дну, я имею право знать, кто пробил в ней днище и насыпал камней.

— Владелец фирмы — бывший однокашник нашего Никиты Владимировича. Что они там сто лет назад не поделили, не знаю. Но у него установилось стойкое неприязненное отношение к нашему боссу.

Сдается мне, владелец «Соляриса» тот еще засранец. Но я не могла не почувствовать в нем родственной души. Стойкое неприязненное отношение к боссу — вот прям мое. Мы с этим «Солярисом» могли бы на этой почве даже подружиться, тем более мужик-то симпатичный. Стали бы периодически напиваться с горя, и третий тост у нас бы не менялся из года в год: «Чтоб ему пусто было!», и не нужно было бы называть, кому именно, все понятно без слов.

Но, похоже, этой дружбе уже никогда не случиться. Судя по всему, «Солярис» подложил мне какую-то крайне неприятную свинью.

— Они издеваются, — продолжил завотделом. — Приглашают к себе новичков, если те звонят, отбирают у них кучу времени, создают огромный заказ, но, разумеется, никогда его не выкупают.

Новичков. Это слово больно резануло по ушам. Новичок на такое мог повестись, но я-то не новичок. Если честно, совсем-совсем честно, уволить меня все же стоит. И когда Никита Владимирович подпишет соответствующий приказ, я на него даже обижаться не буду.

А на кое-кого другого — буду.

— Спасибо, пожалуй, я пойду к зубному.

Вот теперь у меня правильное выражение лица, теперь каждый поверит, что ничего приятного мне в ближайшие часы не предстоит.