— Какой же ты мерзкий! Держи себя в руках. Даже если ты мертвецки пьян, это еще не значит, что тебе позволено говорить гадости о ком бы то ни было. Будь это мои подруги, твой брат или бебиситтер, которую невозможно заменить. И прежде всего, тебе не позволено так вести себя со мной, — говорит Лаура, пылая от ярости.

— А я вот позволяю. И кто мне может помешать в этом? Я босс боссов! Я Аль Капоне!

— Смотри, чтобы никто не умер со смеху, усмехается Лаура.

— Пока что смеюсь я. Ха-ха-ха!. И смотри, не умираю! А поскольку я позволяю себе все, знаешь, что я тебе скажу? Пошли в жопу твои подруги, пошел в жопу мой брат, пошла в жопу незаменимая бебиситтер, пошел в жопу твой психоаналитик, которому грош цена, но который стоит мне столько, что было бы лучше, чтобы он поскорее пошел в жопу, и прежде всего иди в жопу и ты тоже!

— Ты так пьян, что не имеет никакого смысла отвечать тебе.

— Кто пьян, я?! Гляди!

Я пытаюсь принять классическую позу для демонстрации собственной трезвости: правая пятка на левом колене, левый локоть уперт в правое колено, указательный палец касается кончика носа, правая рука строго за спиной.

К моему огромному удивлению, у меня это получается очень ненадолго: уже через секунду моя скульптурная композиция начитает шататься, словно я стою на шаре, еще секунды три меня трясет будто в пляске Святого Витта. Я едва успеваю опустить ногу на пол, чтобы не свалиться.

— Видала? — с вызовом спрашиваю я.

Лаура отворачивается с гримасой отвращения и готово покинуть прихожую. Но останавливается, возвращается и вновь принимается грузить меня:

— Ты хоть понимаешь, как ты выглядел в ресторане?! С какой физиономией ты появишься там в понедельник вечером с японцами?

— Какие, к черту, японцы! Пошли они в жопу! Нет никаких японцев! Если ты хочешь знать, я собирался пойти туда со своей любовницей.

Лаура бледнеет. Стены прихожей кружатся вокруг меня.

— С кем?!

— С моей любовницей. Съела? Я трахаю ее уже два года, понятно? Ты думаешь, я нервничаю из-за моего братца? Да в гробу я его видал! Хочешь знать, почему я такой нервный? Хочешь?

Лаура окаменела. Она смотрит на меня, молча, замерев… Хотя нет, ее шатает.

— Так я тебе скажу! Я такой нервный, потому что терпеть тебя не могу, потому что не выношу, как ты двигаешься, как разговариваешь, как одеваешься. Я нервный, потому что меня тошнит от твоей работы, твоих гребаных подруг, твоих гребаных вечеринок. Я нервный, потому что мне не нравится, что все водят меня за нос, что я должен всех содержать. Тебя, которая делает вид, что работает, этого мудака, моего братца, который даже и вида не делает, корчит из себя непризнанного музыканта, полоумного интеллектуала и ироничного скептика. Я нервный, потому что жизнь с тобой всегда была тяжелой работой, потому что заниматься любовью с тобой тоже превратилось в работу, нет, скорее в кровосмешение! Хочешь знать — почему? Потому что это словно заниматься сексом с собственной сестрой, которой у меня нет, но которая, если бы была, производила бы на меня точно такой же эффект, какой производишь на меня ты. Я нервный, потому что мне не хватает воздуха. Я нервный, потому что я люблю другую и хочу жить с ней. И пошли вы все в жопу! Вот и все!

Лаура широко раскрывает глаза. Кажется, она не понимает того, что я сказал. Или не верит этому. Она пятится.

— Кто она? Скажи мне, кто она!

— Не скажу. Это мое дело. Иди в жопу.

Лаура садится, сжимает голову руками. Ее трясет. Только сейчас до меня доходит, что я ей наговорил.

— Все-все, забыли, я пошутил.

Я подхожу к ней. Она с силой отталкивает меня. Поднимает голову.

— Ты пошутил? Нет, ты не шутил, сволочь! — кричит она.