– Мёртв… И пусть даже этого Николая Байкова теперь разорвут на куски, ребёнка всё равно не возвратить… Господи, откуда же берутся такие изверги? Как сделать так, чтобы мир не знал таких уродов? И для чего нужны мы – сотрудники милиции? Мы же не можем ничего предотвратить. Да, мы взяли этого Байкова, но уже после того, как он совершил убийство. И с другими происходит точно так же. Мы идём по следам преступлений. Только по следам… Мы идём позади, мы опаздываем, мы ничего не исправляем… Мы не способны повлиять на ситуацию. Мы бесполезны…»
– Пойдём перекусим, – предложил Сидоров. – Выпьем чаю с пирожками.
– Перекусим? – Виктор не сразу понял, что сказал наставник. «Перекусим? Да разве после случившегося, после такого соприкосновения со смертью можно думать о еде? Самый сладкий кусок в горло не пойдёт». Но вслух произнёс: – Ночь на дворе, всё закрыто.
– На конечной троллейбусной остановке есть круглосуточный буфет. Там и заморим червячка.
– Не хочу я, не могу… После всего этого… Нет, не могу…
– Тебе надо перестраиваться, Витя. – Сидоров ласково потрепал своего подопечного по плечу. – Если ты через себя пропускать будешь всё, с чем сталкиваешься на службе, ты не выдержишь. Ты даже не представляешь, как быстро ломаются люди, попав в уголовный розыск. Одни спиваются, вторые умом трогаются, третьи черствеют. А ни тем, ни другим, ни третьим в нашей системе нет места. Мы должны спокойно к делу подходить, иначе будем ремнём хлестать, как этот самый Байков, до смерти всех вокруг зашибём.
– Как же можно равнодушным оставаться?
– Не равнодушным, но в сердце эту боль пускать нельзя. Чувства – одно, работа – другое. Холодная голова нам нужна.
– Неужели вас не трогает увиденное?
– Трогает, Витя, к моему величайшему сожалению, трогает. У меня пять язв уже, и виной тому – нервы.
– А говорите, чтобы я не пропускал через себя, – горько усмехнулся Смеляков. – Вижу, у вас это, Пётр Алексе-ич, не до конца получается.
– Не до конца. И всё же я держу себя в руках, подхожу разумно. И ты будь разумным, в противном случае придётся бросить работу…
Они разговаривали почти всю ночь, и Виктор понемногу успокаивался, проникаясь каким-то новым, незнакомым ему чувством – убеждённостью в собственной нужности.
Утром, когда выглянуло солнце, Смеляков словно увидел мир новыми глазами. «Вперёд, и только вперёд», – приказал он себе. Возникшее вдруг в памяти исполосованное ремнём тело мальчика пробудило в Викторе горячее желание броситься на защиту слабых. Опустошённость исчезла без следа. «Нет! Теперь уж я ни при каких обстоятельствах не уйду из розыска!»
Если и были раньше колебания и проявление малодушия с его стороны, то отныне он окончательно решил посвятить себя службе в уголовном розыске. Он готов был преодолевать любые трудности, выстаивать любые очереди, пробиваясь в кабинеты начальства, дежурить сутками – лишь бы ни одна мать не увидела своего сына забитым до смерти. Неведомая прежде сила наполнила сердце Виктора.
– Завтра приступаем, – сообщил он. – Я заеду к вам в отделение. Мне нужна рация, чтобы работать на вашей волне.
Виктор почувствовал себя окрылённым. «Наконец-то! Теперь мы их накроем!» Он чуть ли не бегом помчался по коридору искать Сидорова.
– Пётр Алексеич, только что звонили из наружки. Завтра начинают работать. Сейчас он подъедет к нам.
– Хорошо, – хмуро отозвался капитан, занятый своими мыслями, и Виктор даже обиделся немного на своего наставника. |