Не довольствуясь этим, он предложил мне сейчас же сделать опыт над другим камнем. Ему же пришлось учить меня и другим приемам копирования надписей. Это было только началом услуг мне со стороны г. де-Петры, и этим услугам в течение моего семимесячного пребывания в Неаполе, при почти ежедневных свиданиях с ним в музее, не было конца. Г-ну директору пришлось помогать мне не только в стенах музея, но неоднократно он должен был ездить, ради моих целей, и в Помпеи. Национальный неаполитанский музей служит хранилищем всего, что открывается в Помпеях; сюда переносят все предметы искусства, домашнюю утварь, камни с надписями, словом все, что удобно для переноски и сохранение чего представляет какую-нибудь научную важность.
В Помпеях остается на месте лишь стенная живопись. ‹…› Вследствие этого, доселе остаются в Помпеях все Самнитские дипинты, деланные кистью и красной краской на стенах древнейшей, доримской кладки, все граффиты на камнях и стукке. Найти их без руководства местного специалиста для иностранца не было никакой возможности. ‹…›
Из Неаполя мой путь лежал в те места Счастливой Кампании (ныне носящей официальное название provincia di Terra di Lavoro), где хранятся какие-либо остатки письменности осков. Ближайшим пунктом от Неаполя была Капуя, этот город для меня был необходим по своему Museo Campano, устроенному на средства провинции лет десять тому назад. Целию этого учреждения было сохранение памятников древности этих мест, бывших когда-то театром стольких событий и стольких переворотов в римско-италийской истории. И насколько позволяют средства провинции, в настоящее время музей наполняется предметами всякого рода – италийскими, римскими и греческими монетами, надписями, вазами и другой утварью домашнего быта древних, архитектурными украшениями разных стилей и эпох и пр. Все это располагается здесь в строгом порядке опытной рукой хранителя музея, известного в тех местах археолога о. Габриеле Яннелли. Поезд железной дороги, с которым я отправился из Неаполя, прибыл в Капую после полудня. Музей, до которого довел меня первый попавшийся мальчик, был уже заперт. Но когда служитель узнал во мне иностранца, тотчас побежал в дом о. Яннелли, который и не замедлил явиться. Я вручил ему рекомендательное письмо от г. де-Петри, и мы отправились в канцелярию музея. Здесь он подал мне особую книгу, куда вносят свои имена все, являющиеся в музей для занятий, причем я должен был объявить не только свое звание, но и звание моего отца. Окончив эту формальность, о. Яннелли повел меня по музею. Как учреждение новое, музей, конечно, не богат, и собрания его не поражают численностью предметов; но нельзя не отнестись без полного уважения к мысли учреждения, которым до известной степени предупреждаются порча и потеря для науки памятников такого важного места в древней Италии, как Капуя и «Счастливая Кампания» потому что капуанцы славятся по всей южной Италии не только корыстолюбием, заставляющим их скорее сбывать с рук всякую древнюю находку, но и бесстыдством фальсификации. По крайней мере, ни откуда в Неаполе не получается столько подложных вещей, как из этих мест, от этих «капуанских обманщиков» Но, с другой стороны, редко где и иностранцы, и итальянские антикварии получают столько настоящих древностей, как у капуанцев, которые обыкновенно неохотно доводят до сведения властей о своих находках, как того требует закон. Продажа и покупка производится тайком, и благо если новый владетель поделится с наукой своим приобретением и укажет место, откуда он его вывез. Большинство же вещей, вероятно, остается в неизвестности и гибнет для археологии и истории.
В эту поездку мы осмотрели все более замечательные места и в особенности виллу фамилии Паттурелли, в последние годы давшую так много археологического материала. Здесь найдено большое количество статуй из туфа и терракоты, стоявших, вероятно, в храме или около него, разрыты могилы, отделанные внутри стукком и живописью, найдено несколько латинских и осских надписей. |