|
В этом взгляде на наше дело мы с ним никогда не сходились и пока не жалуемся на себя. Он, а не мы, ошибся касательно Ю. С. Нечаева-Мальцова, с которым он не хотел заводить никаких сношений по вопросу о Музее. Склонить его написать письмо Н[ечаеву]-М[альце]ву мне стоило неоднократных труда и просьб. В таком деле, как наше, без веры в лучшие стороны людей обойтись нельзя. Со скептицизмом ничего нового, ничего большого не сделаешь. Это чувство разрушает, а не созидает. Скептицизм – удобное свойство для осторожного чиновника, а в нашем созидательном деле главный рычаг – вера, которая, по Писанию, горами ворочает… И я буду держаться этой веры, при всяких обстоятельствах дела. Обманут ее ныне, восторжествует она завтра. Побьет ее сегодня какой-нибудь Иван, зато приголубит и укрепит ее своей симпатией и щедростию завтра какой-нибудь Петр.
Приходил чиновник Гжельский от В. К. Истомина с извещением, что аудиенция нам государем назначена завтра, в 2 часа пополудни. Указано быть в Гофмаршальском подъезде Зимнего дворца в 1 час: там нас проведут к полковнику Истомину. Доселе идет все как нельзя лучше. Заботы о нас у великого князя и у Истомина не прекращаются.
12 марта, четверг К часу Клейн и я были в Зимнем дворце у полковника Истомина. Это еще сравнительно молодой человек, очень любезный. Он провел нас парадным ходом с подъезда Ее величества в кабинет государя. В первый раз мы видели лейб-гвардию при отправлении своих прямых обязанностей – оберегание императора и его семьи. При первых дверях, ведущих во внутренние покои их величеств, стояли два лейб-гвардейца в белом с обнаженными палашами в руке. В следующем зале сидел их целый наряд; начальник их завтракал в сторонке. Для избежания шума полковник Истомин дал им знак не отдавать чести и не двигаться с места. Далее мы прошли темноватым коридором, освещаемым лишь верхним, очень отдаленным, светом и электрическими лампочками, в кабинет императора. Это – небольшая комната в два окна, отделанная в японском стиле, с большим количеством превосходных японских вещей. По стенам картины коронации императора Александра III, последнего зимнего парада в Петербурге того же государя, смотр войскам в Париже императором Николаем Александровичем, превосходная акварель, присланная из Франции, картина Матвеева «Король Прусский Вильгельм II кланяется Москве с кровли Пашковского дома». Этот кабинет служит, как нам сказали, местом ожидания министров перед докладами государю, которые делаются обыкновенно в библиотеке, отделяемой от этой комнаты биллиардной, комнатой также в два окна, сравнительно тоже небольшой. Нам предложено было расставить картоны и разложить рисунки в этой биллиардной. Биллиард имеет старое, поношенное, выцветшее сукно. Мы сделали все нужное и, по приглашению камер-лакея, должны были возвратиться в кабинет и ждать здесь до ½ третьего, так как великий князь Сергей Александрович мог, куда-то отозванный, прибыть только к этому времени. Мы с Клейном любовались вещами и вещицами японского производства, собирались взять по вещице себе на память, гордились своим положением и положением, которое приняло наше дело благодаря покровительству великого князя и неустанному содействию В. К. Истомина, являющегося каким-то ангелом-хранителем всех наших забот и даже идеалистических мечтаний и, пожалуй, иногда и просто капризов, связанных с Музеем. Говорили и мечтали о том, какое выгодное для дела впечатление произведет в Москве одобрение государем нашего проекта Музея и внимание его величества к нашему предприятию. Мы оба были в эту минуту очень счастливы. За пять минут до половины 3-го вышел к нам великий князь и поздравил меня с 200000 руб., испрошенными им на Музей. Министр финансов был у него вчера и дело улажено. Это еще более поддало нам с Клейном жару. Мы горячо благодарили его высочество за покровительство и выслушали в ответ обещание вести наше дело до конца. При этом великий князь предупредил меня, чтобы я не забыл доложить государю о ходатайстве Московского университета перед министром финансов на счет казенной субсидии Музею. |
