— Это господин Арбенин скромничает, Васька, — не удержалась, само собой, Ленка. — Он краснодеревщик, и художник, и такие прекрасные вещи делает! Я ж тебе показывала, ты сам видел!

— А где вы ему показывали? — подивился Денис.

— Она меня на выставку таскала, — ответил за Лену Васька, устраиваясь по новой за столом, задвигаясь вместе со стулом. — Там всякого добра полно было, и ваши два кресла. А еще у нее полный комп фоток, там тоже ваши вещи есть. Да, и еще каталог ваших работ.

— Тогда тебе судить, какой я мастер.

— Мне очень понравилось, — солидно оповестил Васька.

— Вообще-то Василий у нас товарищ продвинутый в мебельной теме. Пока я ею занимаюсь, он изучил материалы, прослушал мои индивидуальные лекции и прочитал статьи, — пояснила уровень Васькиных знаний по теме Лена.

— И книгу, — добавил к списку Васька, — в рукописи, а потом уж в книжке со всеми картинками.

— И как тебе книга, Василий Федорович? — спросил Денис заинтересованно.

— Классная, что ж тут скажешь, — пожал плечами Васька. — Лена у меня тоже талантливая, не вы один.

— Это точно, — сдержал улыбку Денис. Ему с каждой минутой становилось уютнее и спокойнее, и что-то теплое, приятное устраивалось, ворочаясь внутри. И почему-то казался нереальным, как стоп-кадр или застывший снимок из чужой жизни, настоящий момент.

Кухня эта, плывущая во времени, залитая мягким, приятным светом из абажурной люстры, дурманящий запах домашнего пирога, огромная красная кружка с нарисованными веселыми человечками на боках у него в руке, серьезный, не по годам рассудительный мальчик, его смеющаяся мама, глядящая на сына с нескрываемой любовью.

Как у жаркой печки длинным зимним вечером, когда за окном вьюга и мгла, а в доме тепло, безопасно в кругу близких, и кто-то читает малышам древние сказки.

Денис не умел про чувства, и раскладывать их на составляющие и побуждающие причины не умел, но рядом с теплом, обосновавшимся внутри, тек звонкой печальной струйкой ручеек грусти по этой картинке не из его жизни, по тому, чего у него нет.

Но он не умел про чувства ни говорить, ни размышлять.

Чувствовать умел, все остальное — нет!

— Давайте еще кусочек, Денис Васильевич? — предложила откуда-то издалека Лена.

А он и не заметил, как все съел, зачарованный моментом и размышлениями.

— С удовольствием, — согласился он, подставляя тарелку. — И знаете, Елена Алексеевна, давайте по именам, без отчеств, а то сплошной официоз.

— Согласна, Денис, давайте без отчеств, — поддержала она.

— Но я что-то так и не понял, — встрял Васька. — Вы интервью-то Лене дали или зажали?

— Зажал, — разулыбался Денис. — Я, Василий Федорович, разговоры разговаривать не очень люблю. Предпочитаю дело делать руками и головой.

— Я бы посмотрел, как вы это руками делаете, — признался Васька мечтательно. — Я все у Лены допытывался, как это у них получается? Берут дерево и такие из него кренделя выделывают, только держись! И заворачивают, изгибают, а резьба всякая! И, это, как его?.. Щас, слово такое… — Он наморщил лоб, постучал по нему пальцем.

Лена с Арбениным переглянулись, и Денис задержал на ней взгляд. Как она похорошела, надо же! Наверное, действительно сильно устала от чего-то, а дома отдыхает, успокаивается, даже помолодела, и глаза такие…

— Вспомнил! — отвлек его от мыслей и созерцания женщины Васька. — Маркетри! Вот как это называется, наборная мозаика из разных пород дерева! Так красиво!

— А я тебе покажу, Василий Федорович, — поразил заявлением Арбенин.