— Что ты чувствуешь? — тихо спросила я.

Он вздрогнул и пристально на меня глянул.

— Непонятные ощущения, — после паузы сказал Женя. — Меня так странно притягивает это тело.

— Непонятные? — улыбнулась я. — А так?

Я приблизилась к Дине, вытащила свечу из ее пальцев и бросила на пол. Потом достала узкий нож из своего корсета и попыталась разрезать ворот ее рубашки. Но нож был бутафорский и поэтому невозможно тупой. И у меня ничего не получалось. Дина начала улыбаться, потом расхохоталась, открыв глаза.

— Стоп! — взвизгнул Рой и подскочил к нам. — И как это называется? Это что у нас — самая зловещая сцена фильма или студенческий капустник, черт возьми?!

— Я щекотки боюсь, — виновато сказала Дина и села в гробу. — А лезвие такое холодное!

— Ты — актриса, поэтому в данный момент являешься трупом. А трупы, как тебе известно, не боятся щекотки, — зло проговорил Рой.

— Погоди ты кипятиться, — встряла я. — Нож тупой. Попробуй-ка сам разрежь хлопковую ткань таким лезвием!

— Да? — тут же успокоился он. — И правда, никто об этом не подумал! Вот что, сейчас возьмем ножницы и аккуратно разрежем ткань до талии, а потом просто сложим края разреза вместе.

— Попробуем, — сказал Женя. — А запасная рубашка есть? Вдруг не выйдет?

— Есть, есть! — проворчал Рой.

Прибежал костюмер и встал на изготовку за режиссерским стулом. Рубашку разрезали прямо на Дине и вновь уложили ее в гроб.

— Внимание! — закричал Рой. — Съемка!

Я вышла к гробу. На этот раз все получилось удачно. Я только подцепила края, и рубашка расползлась по линии разреза. Обнажились груди Дины. Между ними виднелась небрежно прорисованная красная рана.

— Ах! — вскрикнул Женя. — Я сам умираю при виде этой раны! Какой прекрасный труп! Эта красная дыра — словно цветок смерти, выросший из юного тела и сожравший его жизнь!

Женя склонился к гробу и медленно начал приподнимать подол рубашки. Его крест закачался на цепочке, матово поблескивая.

— Стоп! — громко сказала я и повернулась к Рою.

Он подскочил на стуле и с яростью на меня уставился.

— Ты сорвала прекрасный дубль, — зловеще начал он. — И я готов уложить тебя заместо Дины в этот гроб, но уже в виде настоящего и еще не остывшего трупа!

— Понимаешь, Рой, — задумчиво ответила я, — этот крест в кадре не вполне уместен, уж и не знаю почему.

— Да? — сразу успокоился он. — Интересно.

Он замолчал и замер, созерцая пол остановившимся взглядом. Мы ждали, повернувшись к нему.

— Значит, ты считаешь, что в этих кадрах что-то оскорбляющее православие? — тихо спросил Рой, выходя из столбняка. — И крест выглядит в кадре кощунственно?

— Не знаю, — ответила я. — Такое глобальное значение я не придавала. Просто режет глаз, вот и все!

— Но разве это греховно? — сказал Рой. — Мы же имитируем.

— Мы тут что, сейчас устроим теологический диспут?! — взвился оператор. — Рой! Время!

— Да, да, Костик, — пробормотал Рой. — Сейчас продолжим. А ты, Евгений, — повернулся он к Жене, — лучше сними свой крест.